Репетитор
Шрифт:
Последнюю ночь перед полетом, мы провели в маленькой гостинице в Ясенево. Было маловероятно, что правоохранительные органы за такое короткое время смогут установить наши личности и найти нас, но рисковать я не хотел. Кроме того, я боялся, что люди, пославшие тех, сгоревших форде, гораздо ближе к нам, чем милиция. Поэтому, щедро расплатившись с удивленной Вероникой Николаевной, мы вскоре заняли небольшой уютный номер на Литовском бульваре.
Ровно в пять утра наша сладкая парочка появилась в аэропорту у стойки регистрации на рейс Москва-Дюссельдорф. Желающих лететь в такую рань оказалось немного. Мы
Вскоре нас пригласили на посадку. Я взял полусонную Сашку за руку и повел ее по тоннелю к самолету. В дверях аэробуса нас встретила улыбающаяся немецкая стюардесса – светловолосая молодая девушка в кокетливой пилотке. Она приветствовала пассажиров на ломаном русском языке. В салоне нас ожидал сюрприз. Наши места оказались заняты какой-то семейной парой с маленьким ребенком. Сидевшая у прохода брюнетка средних лет вопросительно посмотрела на меня, когда я остановился возле нее. Ее лысый супруг вообще не обратил на меня никакого внимания. Он был занят возней с сыном – большеголовым, крутолобым карапузом. Я достал наши билеты и, не зная, на каком языке обратиться к женщине, просто показал номера наших мест.
Женщина взглянула на билеты, достала свои, и переполошилась. Смущенно улыбнувшись, она повернулась к мужу и начала что-то многословно объяснять ему с истинно итальянской экспрессией. Тот сделал недовольное лицо.
– Что это они так взбудоражились? Перепутали право и лево? – спросила Сашка, стоявшая у меня за спиной.
Итальянка тем временем убедила супруга, что нужно переселяться и они, более не мешкая, заняли три места через проход от нас.
– Извините! – с сильным акцентом произнесла брюнетка по-русски, и повторила по-английски: – I’m sorry!
– Все в порядке, – ответил я ей тоже по-английски.
Итальянка последний раз улыбнулась и занялась своим мальчуганом.
– Что ты ей сейчас сказал? – тут же пристала Сашка.
– Сказал, чтобы она на меня не рассчитывала – у меня уже есть одна надоедливая особа, – ответил я, улыбнувшись.
– Да ну тебя совсем! – надулась девчонка. – Я тебя серьезно спрашиваю. Мне же не понятно, о чем вы говорите.
– Я тебя предупреждал, что нужно язык учить, – напомнил я. – Что ты будешь без меня делать?
Сашка пренебрежительно фыркнула.
– Я смотрела твой немецкий словарь. Дохлый вася! Мне никогда в жизни не выучить такие длинные слова. То ли дело наш русский – коротко и ясно!
Я засмеялся.
– Поверь и в русском языке есть длинные слова. Еще длиннее немецких.
Сашка загорячилась.
– Это, какие? Ну-ка обоснуй, лингвист!
– Ну, например, «выкристаллизовывающиеся»!
– Чегооо? – округлила глаза девчонка. – Это что за хрень?
– Такое вот длинное слово, – ответил я, невинно глядя на нее.
Пока мы вели научный спор, все пассажиры заняли свои места. Привстав, я оглядел салон. Самолет был наполовину пуст. Третье место рядом с нами также осталось свободным. По команде командира корабля мы пристегнулись, и наш аэробус начал короткий разбег…
Я видимо успел заснуть, потому, что меня вернул к действительности громкий детский крик. Кричал сын итальянской четы. Мальчишке надоело сидеть в кресле, и он решил прогуляться по проходу между креслами. Однако родители не одобрили его решения. Сорванец изо всех сил вырывался из любящих рук и истошно орал. Сашка тоже проснулась и, протирая глаза, спросила:
– А нас в этой твоей Люфтваффе кормить будут?
– В «Люфтганзе», – машинально поправил я девчонку, наблюдая, как счастливые родители борются со своим отпрыском. – Конечно, скоро будут кормить.
– Пора бы, – сладко зевая, заметила Сашка. – Уже больше часа летим, а еще ничего не давали. Это как-то не православно!
Тем временем упрямый карапуз завоевал свободу. Итальянка поставила его на пол возле своего кресла и протянула сыну конфету. Однако мальчишка оказался не только упрямым, но и злопамятным. Он схватил конфету и с ревом бросил ее в мать. Та поймала лакомство и строго сказала:
– Alla mamma no!
Сорванец заревел еще громче и замахнулся на женщину ручонкой.
– Dimitri, alla mamma no! Alla mamma no! – несколько раз повторила итальянка.
– А пацан-то русский! – шепнула мне Сашка. – Она его Дмитрием называет.
– Наверно взяли мальчонку из детского дома, – предположил я, – и теперь везут к себе в Италию.
Девушка с сочувствием посмотрела на плачущего малыша.
– Бедненький…
Итальянка, наконец, отпустила своего капризного Дмитрия в свободное плавание. Вредный мальчишка подошел к нам, качаясь на еще не окрепших ножках. Он ухватился за кресло, чтобы не упасть, и, глядя на нас, вдруг заулыбался во всю свою зареванную мордашку. Сашка перебралась через меня и подхватила карапуза на руки. Мальчишка не протестовал. Девушка присела на свободное место и принялась весело играть с совершенно успокоившимся ребенком. Димка звонко смеялся и что-то лепетал по-русски. Его иностранная мать некоторое время ревниво наблюдала за ними, потом порывисто забрала мальчика и, несмотря на его вопли, утащила в туалет. Муж-итальянец с облегчением вздохнул, опустил спинку кресла и накрыл лицо газетой.
Сашка недовольно посмотрела вслед итальянке и вернулась на свое место. В салоне появились стюардессы. Первая девушка толкала перед собой тележку с напитками. За ней следовала вторая с готовыми обедами, упакованными в пластиковые контейнеры.
– О, они и вино дают! – воскликнула моя попутчица, нетерпеливо вытягивая шею.
– Не радуйся, – оборвал я ее. – Ты вино пить не будешь.
Сашка обиженно посмотрела на меня.
– Господи! Ну, почему ты всегда такой нудный, Сережка?! Я же только чуть-чуть попробую…
– Знаю я твои «чуть-чуть», – буркнул я. – Потом приходиться за тобой лопатой убирать.
Девчонка надула губы и отвернулась к окну. Мне стало жаль этого большого ребенка, поэтому, когда улыбчивые стюардессы поравнялись с нами, я все же заказал два стаканчика красного вина. Кроме того, попросил чай Сашке, кофе себе, и минеральной воды обоим.
– Ладно, уж, – примирительно сказал я, ставя перед девушкой вино, – попробуй. Только веди себя прилично.
Сашка скорчила противную гримасу и пропищала детским голоском: