Реплика

Яров Святослав

— Вот этого-то я, Серёженька, и опасаюсь, — признался Кузин и таки проводил его до двери подъезда…

Домой Алексей Борисович пришёл около девяти. Был он мрачен и подавлен. Лариса встретила его в коридоре. Разумеется, она была в курсе насчёт похорон, расспросами, почему припозднился, не докучала и лишь вопрошающе поглядела на мужа. Тот снял пальто и, отвечая на незаданный вопрос, тихо произнёс:

— Проводили.

Потом переобулся в тапочки и прошёл на кухню, где его дожидался успевший остыть ужин.

— Давай разогрею, — предложила жена, следовавшая за ним по пятам.

Кузин отрицательно помотал головой и, усевшись за стол, принялся за еду. Лариса мудро сочла за благо оставить его в покое. Жуя холодную котлету, Кузин мусолил неотвязную мысль. В голове пульсировало: кто ж ты такой, «Бес»? Вот вроде бы какая хрен разница, кто он? Лежит в морге — туда ему и дорога! И будет лежать до установления личности. А не выяснится, кто он такой, спалят в крематории неопознанным, и все дела. По большому счёту, кому какое дело, просто он похож на Котовского или же является его потоком? Разве это что-то меняет? С какого, спрашивается, я вцепился в это сходство? Олег погиб — его не воскресишь. «Бес» мёртв — наплевать бы на него и забыть, да вот только никак не получается…

Этой ночью он несколько раз вставал с постели и уходил на кухню, покурить в приоткрытую форточку. В один из таких визитов на кухню, туда заглянула заспанная жена и, о ворчливо поинтересовавшись, сколько можно колобродить, но так и не получив ответа, удалилась. Алексей Борисович проводил её взглядом и, очевидно, придя к внутреннему консенсусу, подвёл черту:

— Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно!

Хождение по институтам

Чёрт-те что! — неодобрительно ворчал про себя Кузин, шагая по Рождественке. Была Жданова, теперь — Рождественка. Что им там, в Моссовете, кроме переименований заняться нечем? В голове у Алексея Борисовича никак не укладывалось, чего ради, улица Кирова стала опять Мясницкой, Горького — Тверской, а площадь Дзержинского сделалась Лубянской… Как коренному москвичу, выросшему в советскую эпоху, ему претил вал переименований, обрушившихся на Москву.

Ну да бог бы с ним, с поветрием повсеместного возврата исторических названий. В данный момент он держал путь в находившийся по адресу Рождественка, 12 Институт востоковедения Академии наук СССР и шёл он туда с конкретной — конкретнее не бывает — целью: пообщаться с человеком, который, как надеялся подполковник, поможет внести ясность в терзавший его вопрос. Имя человека, с которым он намеревался встретиться было Григорий Григорьевич Котовский. Как нетрудно догадаться, был он не только тёзкой, но и сыном легендарного сперва разбойника, а позже красного комбрига, комдива и наконец комкора Григория Ивановича Котовского, ну а помимо того ещё и крупным учёным-индологом, автором трёх сотен научных работ и лауреатом международной премии имени Джавахарлала Неру. Впрочем, научные достижения Григория Григорьевича муровского сыщика интересовали мало.

Вот и трёхэтажный особняк — здание Института востоковедения. На входе бдительный пожилой вахтёр, как полагается, поинтересовался личностью посетителя и причиной визита. После предъявления удостоверения и краткого объяснения, вопросы отпали, и Алексей Борисович, в соответствии с подсказкой охранника проследовал в кабинет Котовского, расположенный на втором этаже. Разумеется о сегодняшней встрече Кузин договорился заранее, воспользовавшись любезно предоставленным Фирсовой номером телефона. Так что появление сотрудника Петровки в стенах сугубо научного учреждения для Григория Григорьевича неожиданностью не стало. После обмена приветствиями, рукопожатиями и предложением присесть, он признался, что заинтригован, поскольку совершенно не понимает, зачем учёный червь вроде него мог понадобиться родной милиции.

Алексей же Борисович не спешил удовлетворить его любопытство. Приглядываясь к хозяину кабинета, он не мог не отметить не детальное, но общее внешнее сходство между сыном и отцом, каким тот запечатлён был на фотографиях. Те же не слишком высокий рост и крепкое телосложение. Та же форма черепа и черты лица. Само собой, их существенно разнил возраст — у Григория Григорьевича он приближался к семидесяти, а комдив Котовский так и остался навечно мужчиной чуть за сорок. Ещё одной отличительной чертой было пренебрежение Котовского-сына к явно наследственному раннему облысению — в отличие от отца он голову наголо не брил, и кое-где волосяной покров на ней всё же присутствовал.

— Дело у меня к вам не совсем обычное… — наконец-то приступил Кузин к объяснению цели своего визита. — Можно сказать, деликатное. При том, что ваш отец — личность легендарная, сведений о его частной жизни крайне мало, а мне нужно разузнать как можно больше обо всех ныне здравствующих родственниках вашего родителя, ну, и ваших, соответственно… — без обиняков высказался он.

Григорий Григорьевич удивлённо вскинул брови.

— Вот те на! — воскликнул он. — Когда мне досаждают писаки всех мастей, охочие до сенсаций, это я по крайней мере могу понять — их хлебом не корми, дай порыться в семейных тайнах знаменитых людей, чтоб потом статейку тиснуть. Но вы-то! Сотрудник уголовного розыска… — сын Котовского в недоумении развёл руками, — …и туда же!

— Надо полагать эти, как вы выразились, писаки основательно вас достали, — посочувствовал ему Кузин.

— Да не то слово! — подтвердил Григорий Григорьевич. — Я недавно наткнулся на статью… Не помню, что за газетёнка… — Он гадливо поморщился, едва сдерживая возмущение. — Представляете, они из героя Гражданской Котовского какого-то делягу сделали, дескать после войны наладил какое-то производство, ворочал миллионами…

При этом сын комкора, обращаясь по-видимому к тем самым писакам, которых здесь по понятным причинам, не было, негодующе воскликнул:

— Но коли так, куда же, позвольте спросить, эти миллионы подевались? Сколько себя помню, мы жили очень скромно — денег не хватало порой даже на самое необходимое.

— Понимаю вас. Но в мои намерения не входит прямо или косвенно опорочить имя вашего отца. Единственное, чего я хочу — это кое-в чём разобраться, — обозначил границы своего интереса Кузин. — Смею вас уверить, что с жёлтой прессой я не связан никоим образом, и наш сегодняшний разговор не станет достоянием гласности. Моя профессия тоже предполагает копанье в чужом грязном белье, однако, в отличие от журналистов у меня цели и задачи другие.

— Это какие же? — поинтересовался Котовский, предложив: — Только давайте на чистоту, Алесей Борисович!

— На чистоту, так на чистоту, — согласился Кузин, решив по-видимому, что так будет и проще, и честнее. — В прошлый четверг при задержании был застрелен один преступник… Вот взгляните!

Алексей Борисович не стал вдаваться в детали, а просто вынул из кармана фото «Беса», сделанные в морге, и протянул Григорию Григорьевичу. Тот взял снимки и стал разглядывать их один за другим, пристально всматриваясь в застывшие черты мёртвого лица.