Реплика
Шрифт:
Ну, хоть какое-то объяснение, смирился с таким расплывчатым ответом Алексей Борисович. В целом, вопрос с чередованием гласных «о» и «а» в фамилии Котовского можно было счесть закрытым.
— Вы уверенны, что этот документ подлинный? — не унимался сыщик, привыкший прояснять ситуацию до конца.
— Трудно сказать… — воздержался от категоричных суждений Григорий Григорьевич. — Я даже не знаю, откуда он взялся в нашем доме. После смерти матери разбирал её бумаги, наткнулся и вот… уже тридцать лет храню по инерции.
Если вдуматься, это — редкая удача, подумалось Кузину. Учётная карточка Котовского, если она вообще сохранилась, покоится сейчас в каком-нибудь закрытом архиве, и мне до
— Вы позволите мне взять это на время? — кивнув на раритет, спросил Алексей Борисович.
— А иначе, зачем бы я стал вам его демонстрировать, — сказал Григорий Григорьевич. — Говорят, отпечатки пальцев каждого человека уникальны, но если убитый преступник — биологическая копия моего отца, то и отпечатки пальцев должны совпасть. Вот и проверьте! Надеюсь, результатами поделитесь?
— Само собой.
Кузин аккуратно взял лист с оттисками ладоней и упрятал его в палку…
Шагая к метро, он подвёл итоги визита. Итак, что мы имеем? С подходящими под описание «Беса» потомками Григория Ивановича Котовского полный пролёт — ни одной хоть сколько-нибудь подходящей кандидатуры. Зато, нежданно-негаданно удалось разжиться некой самопальной дактилокартой вроде как самого Григория Ивановича Котовского — не исключено, что и впрямь подлинной. Что это даст — тоже пока не очень ясно, но сегодня же надо забросить её экспертам, путь сравнят с «Бесовой». В конце концов, я же сам высказал предположение насчёт двойника, а взявшись за гуж, по волосам не плачут, усмехнулся сыщик.
Добравшись до Петровки он первым делом, как и наметил, отнёс на шестой этаж одолженную у сына Котовского картонку с «пальчиками», предварительно прихватив из сейфа даклокарту покойного «Беса». Всё-таки великое дело — личные завязки! В ЭКУ Алексей Борисович со многими сотрудниками был, что называется, вась-вась, а посему провести в срочном порядке сравнительное исследование дактилокарт «Беса» и Котовского для него проблемой не являлось, даже в отсутствие соответствующего постановления следователя. Более того, ему обещано было, что, несмотря на загруженность, на выполнение его просьбы время уж как-нибудь выкроят, и завтра до обеда ответ будет…
Было чуть за полдень, когда малость ошалевший Кузин вышел от экспертов. Словно желая убедиться, что никакой ошибки нет, спускаясь вниз по лестнице и держа в левой руке пожелтевшую от возраста картонку с пальчиками Котовского, а в левой — дактилокатру «Беса», он переводил взгляд с одной на другую, хотя, куда уж там, без должного увеличения разобраться. Да и вообще, сомневаться в объективности заключения, выданного опытным профессионалом, собаку съевшим на этом деле, было просто даже неприлично. А его вывод гласил: полное совпадение.
Сказать, что Алексей Борисович был обескуражен — не сказать ничего. Понять его можно. Одно дело, к примеру, рассуждать о том, существуют ли НЛО — почти наверняка большинство скажет, почему бы и нет, — и совсем другое дело, увидеть самому или оказаться, ну скажем, внутри этого НЛО. Примерно тоже произошло и с Кузиным, которому криминалисты всегда талдычили, что не существует двух людей с одинаковыми папиллярными узорами пальцев рук, что узоры эти индивидуальны и не повторяются даже у однояйцевых близнецов… И вот, будьте любезны, получите стопроцентное совпадение с человеком, умершим в 1925 году. А прибавить к этому габитоскопию с её восьмьюдесятью девятью процентами сходства, да леворукость, и выходит, что «Бес» — рукотворная копия Котовского, что ли? Спокойно принять такое как данность непросто. Бред на бреде и бредом погоняет! — такова была первая эмоциональная реакция Алексея Борисовича.
Впрочем, будучи человеком рациональным, преодолев несколько лестничных пролётов, Кузин уже готов был согласиться, что погорячился. В конце концов, то, с чем он столкнулся, не шло в разрез с современными тенденциями развития и применения научных знаний. И если кому-то взбрело в голову забавы ради или для реализации иных, более утилитарных целей, создать точную копию Котовского, ничего фантастического в этом не было — наука-то не стоит на месте. Соответственно, ответ на вопрос, может «Бес» ли быть двойником Григория Ивановича Котовского, условно говоря, выращенным в условной пробирке — может!
Оно бы и ладно, но и тут не обошлось без ложи дёгтя. Совпадало у них практически всё — возраст, телосложение, черты лица, леворукость и, как только что выяснилось, даже отпечатки пальцев, — но не бились антропометрические данные. Рост «Беса» — 180 сантиметров. Каким образом копия могла оказаться на шесть сантиметров выше оригинала? И что прикажете делать с этой нестыковочкой? Поняв, что окончательно запутался, Кузин не без удивления обнаружил себя стоящим перед дверью собственного кабинета. Оказавшись внутри, он уселся за стол, всё ещё будучи уверенным, что всему можно найти логичное объяснение.
— Стало быть, пора предоставить слово биофизикам, — по прошествии некоторого времени произнёс он и взялся за трубку телефона…
Так уж вышло, что старший брат его отца, Александр Михайлович, был — а может, и до сих пор остаётся, — членом-корреспондентом Академии наук СССР. К стыду своему, Кузин не имел о научной деятельности дяди ни малейшего представления, делами его никогда не интересовался, да и вообще виделись они не сказать чтоб часто. Поздравления в день рождения или на Новый год, юбилеи, застолья, а в остальном… Всё ж понятно! У всех свои заботы, свои интересы, все варятся в собственном соку… Как бы там ни было, одно Алексей Борисович знал точно: лет сорок назад на базе возглавляемой дядей Сашей, лаборатории биофизики, изотопов и излучений был организован Институт биологической физики, и, помнится, он даже там директорствовал лет пять. А коли уж всё упёрлось в биофизику, к кому же, как ни к нему, обращаться. Старик давно на пенсии — ему уже хорошо за восемьдесят — но завязки наверняка остались. Глядишь, и подскажет, с кем можно потолковать насчёт «людей из пробирки».
Подполковник набрал нужный номер и, когда на том конце ответили, бодро поздоровался:
— Привет, дядя Саша! Просьба у меня к тебе…
Поскольку Алексей Борисович, как, впрочем, и подавляющее большинство сотрудников Управления, не был счастливым обладателем личного автомобиля, то добираться до Пущино, где базировался Институт биофизики, предстояло на общественном транспорте. Путь предстоял неблизкий: сперва на Курский вокзал, потом два часа электричкой до Серпухова, далее минут сорок пять автобусом. Выходило три часа в один конец и, соответственно, столько же обратно — практически полдня только на дорогу, а как уж там сложится и насколько разговор затянется… Короче, пришлось насесть на Симакова, чтоб вытребовать законный отгул за переработку, которых у Кузина за годы службы накопилось, вероятно, месяцев на пять-шесть, и которые никто не собирался ему предоставлять — на то существовала универсальная начальственная отмазка: «На сотрудников милиции КЗоТ не распространяется. У нас ненормированный рабочий день. Не нравится, идите в народное хозяйство!» Но, как ни странно, в этот раз Симаков не стал возражать.