Решальщики. Движуха
Шрифт:
— Где и когда был убит Образцов?
— В Питере, девятого августа, на улице Казанской. Возле офиса фирмы «Феникс».
— Кем и как?
— Да кем же? Мной… из винтовки… в тыкву… с чердака.
— «С чердака и в тыкву» — не самый исчерпывающий ответ, но к этому мы вернемся позже. А пока расскажи, почему ты убил Образцова? Были ли вы знакомы раньше?
— Да вы че? Откуда? Этот Образцов в своем Питере бабки шинковал да Невский на «мерседесе» утюжил. А я в депо локомотивном, по самые яйца в мазуте… Где же мне, холопу, с барином-то познакомиться? Когда он по презентациям шастал, я в Чечне на спецоперации ходил. А вы говорите «знаком». Да я его морду первый
— А кто тебе показал Образцова?
— Кто же? Понятное дело — Бодуля.
— Кто такой Бодуля? Можешь назвать имя, фамилию, прочее?
— Бодуля — это, естественно, погоняло. Зовут Кириллом, отчества не знаю, фамилия Коровин. Потому и погоняло: Бодуля.
— Хм… Глыбко. Мудро, — не удержался от филологической оценки Петрухин.
— Бодуля — он сам-то наш, тверской. Зону топтал. Раньше, говорят, из крутых был, а сейчас так — пьянь. Пыжится, как хрен на свадьбе, да только понты это голимые… Вот, значится, он, Бодуля, нас с Андрюхой Петровым и подписал на эту мокруху.
— Вот с этого места поподробнее. Каким образом проходила… э-э-э-э… «подписка»?
— Ну прикатил он сюда, в Тверь, стало быть, на «бээмвухе» с «шестеркой» за рулем. Понту немерено. Бодуля с Андрюхой еще раньше был знаком, вроде даже они какие-то дела вместе крутили. Но про это я ничего не знаю. Не скажу… В общем, Андрюха был в курсе, что я в ВДВ служил. Что в Чечне был. Что снайперскую подготовку имею. Вот он меня и пригласил в «Плазму», это у нас кабак такой, где познакомил с Бодулей.
— И что? Они прямо вот так, с ходу предложили тебе мокруху?
— Ну не с ходу, конечно. Петров — он вообще быстро окосел и прямо за столиком уснул. А Бодуля издалека начал, да еще и с разными мутными своими подходцами. А я, верите — нет, как-то сразу просек, в чем дело. Говорю ему в лоб: че ты муму гребешь? Че ты крутишь? Ежели надо кого завалить — так и скажи. Я от этой скотской жизни сам скоро на кривую дорожку выйду с кастетом.
— Даже так? И чего Бодуля?
— Сначала малость помялся-позажимался. Что та целка. Не ждал, видно, что я ему сразу да в лоб. А в какой-то момент и говорит: о-о, это, говорит, наш человек. Я, говорит, в человеках понимаю, до дна вижу… А сам-то лысый в сорок лет, на водке да на анаше весь. Из пасти гнилью воняет, как от мертвяка… О-о, говорит, это, говорит, наш человек. Ох, ни хера себе, думаю: НАШ!..
Здесь Саша Мирошников замолчал, задумался, наморщив лоб. Видимо, снова переживал в памяти события того вечера, когда уголовник, алкоголик и наркоман Бодуля назвал его «нашим человеком».
Зеленков и Петрухин терпеливо ждали, благоразумно воздерживаясь от вопросов. Они прекрасно осознавали, что их время еще придет. А сейчас, когда убийца так легко и неожиданно раскрылся, вмешиваться не стоит. Естественный поток речи — самое убедительное доказательство. Неподалеку от них, раскрыв рты, сидели застывшие от изумления, прибалдевшие бойцы… Так что по-настоящему беспристрастной сейчас оставалась только видеокамера, глазевшая на убийцу неподвижным круглым совиным глазом с красным огоньком по центру «зрачка».
Мирошников очнулся, вышел из временного ступора и продолжил:
— В общем, так он и сказал: наш человек. А я ему на это: ваш — не ваш… пустой базар. Есть дело — говори. Нет — я пошел. Аревидерчи, кореша… Но в тот день мне все равно ничего не сказали. А сказали только через три дня: так, мол, и так, есть в Питере серьезный человек, но ему пидорасы кислород перекрывают, деньги вымогают. Даже кликуха у ихнего главного — Людоед. Типа, секешь, Саня? Людоед? И нет ему, хорошему-то человеку, никакой жизни от этого Людоеда. Просит он защиты. И готов за это закатить. Я им в лоб говорю: сколько? Сколько ваш хороший человек бабок мне отшершавит? Они опять помялись-помялись и говорят: десять штук. Нормально, думаю, нормально. А они — на всех, говорят. Я: на кого, говорю, на всех? Ну типа на нас, на троих. Я понял, что это, в натуре, чистая разводка, и сказал: а не пошли бы вы на хрен, кореша?
— Толково. Дальше?
— Вижу, они малость того… ну типа растерялись. А чего ты, говорят, хочешь? Я говорю: за мокруху лично мне не меньше пяти тысяч долларов наличными. А остальные расходы — оружие, транспорт, оплата помощника, если, конечно, понадобится помощник, — пусть «хороший человек» сам оплачивает. Они сказали на это, что я, типа, расценок не знаю, тему не секу… А я их ведь и правда не знаю. Я прейскурантов в газетке опубликованных не видел. Мне самому страшно: вдруг я палку перегнул, запросил лишку и мне сейчас скажут: аревидерчи, кореш?.. Но они пошумели-пошумели, потом Бодуля позвонил кому-то и сказал мне: Евгений Борисыч согласен. Получишь свои пять штук… Слышь, дай-ка закурить, братан!
Стараясь не попадать в кадр, Дмитрий протянул пачку, и убийца вытащил из нее сигарету. В этот момент Петрухину вдруг подумалось, что слова, сказанные в самом начале «интервью» («Мотивы моего интервью: желание рассказать правду об убийстве бизнесмена Образцова… Добровольно») как-то не шибко вяжутся с видом рук в «браслетах».
Посему он улыбнулся и скомандовал Зеленкову:
— Дай-ка, Костя, ключики. Снимем с Алексан Палыча «браслеты».
— А стоит? — скептически отозвался Котька.
— Ты как, Саша? Глупостей делать не будешь?
— Да уж теперь-то что? — пожал мощными плечами Мирошников.
— И это правильно, — резюмировал Петрухин и взял у Зеленкова маленький, примитивный ключ от наручников.
Когда «браслеты» разомкнулись, раскольцованный арестант с удовольствием затянулся и взялся массировать онемевшие запястья.
— Ну как, Саша, готов?
— Готов.
— Тогда продолжим? — уточнил Дмитрий, любезно щелкая зажигалкой.
— Продолжим, — согласился Мирошников, и…
И свет для Петрухина погас…
Ж/д перегон Свирь — Подпорожье, 24 августа, ср.
Едва Купцов загрузился в проходящий фирменный поезд «Арктика», он скоренько побросал вещи на свою верхнюю полку и тотчас, даже не дожидаясь отправления, переместился в вагон-ресторан. Где теперь, вот уже третий час кряду, продолжал в оскорбленных чувствах и в гордом одиночестве не то чтобы люто накачиваться, но — скажем так — активно злоупотреблять…
Как только Леонид понял, что «срочная командировка в Петрозаводск» не более чем предлог, чтобы отсечь от дальнейшего участия в «деле Людоеда», он не просто разозлился — он рассвирепел. Так что Петрухину бесконечно повезло, что в тот момент он физико-географически не мог подвернуться напарнику под руку. Правда, сейчас, под успокоительный стук вагонных колес и не менее успокоительный коньячок, Купцов слегка приподостыл и почти убедил себя в том, что все-таки Петрухин старался действовать из лучших побуждений и хотел как лучше. Другое дело, что в итоге все вышло в полном соответствии с бессмертной фразой Степаныча: «Как всегда». Да и эти самые «благости» Димку всё едино не оправдывают.