Решальщики. Движуха
Шрифт:
Конечно, здесь следовало сделать немалую скидку на то, что Петрухин — опер. А они — опера — все, в общем-то, слегка… как бы помягче сказать?.. слегка безбашенные. Оно и понятно: какой же «нормальный» будет за весьма скромные деньги гоняться по городу за человеческими отбросами? Пахать по шестнадцать часов? Сидеть в засадах на чердаках и в подвалах? «Нормальный» не будет. «Нормальный» про это лучше по телику, где все на порядок красивше и романтичней, посмотрит, попьет чайку и, как любит выражаться Брюнет, бухнется «мордой в тряпки».
НО! Ведь он, Купцов, тоже не институтка! Он хотя и следак, но все равно — мент, а значит, профессионального цинизма
Леонид допил содержимое пузатого бокала, проглотил дольку лимона и, махнув рукой официантке, в очередной раз обратился к ней с лаконично-отточенной фразой:
— Барышня! Будьте любезны — повторите!
Официантка понимающе кивнула и полезла в бар.
В ожидании очередной алкопорции Купцов отвернулся к окошку и продолжил заниматься самоедством:
«…Нет, и все-таки — что он себе вообразил? Я ведь не мальчик и решения сам принимаю. Раз надо ехать в Тверь, значит, поехали в Тверь. Двадцать штук баков, в самом деле, никто за „спасибо“ в карман не опустит. Существует, конечно, еще и „нравственная“ сторона вопроса. То бишь раз уж вы, господа частные сыщики, вычислили убивца, так и отдайте его в руки правосудия. Правда, в таком случае будьте готовы к тому, что ваши работодатели не выплатят вам вашего гонорара. Или выплатят, но — частично. И вот тут желание заработать бабки вступает в противоречие с устоявшимися ментовскими представлениями, из коих одно широко известно, ибо озвучено в культовом фильме. „Господа! Должен ли вор сидеть в тюрьме? Кто против? Воздержался? Большинство — за!..“ Вор должен сидеть в тюрьме, а уж убийца — тем более. Жизни лишать человека, даже если тот носит нелицеприятное прозвище Людоед, никому права не дадено. И коли ты сумел убийцу вычислить, то просто обязан связно изложить свои соображения на бумаге и положить их на стол прокуратурского следака, ведущего это дело…»
Еще год назад Купцов именно так бы и поступил. Всего лишь год назад он даже не мог представить себе другой схемы действий. Вот только с тех пор много невской воды утекло. Невероятно, фантастически много. Отныне экс-следователь Купцов был совсем другим человеком. И поэтому он был готов поехать в Тверь и привезти оттуда убийцу. Привезти, чтобы затем выпустить.
«Я был к этому готов… Однако мой напарничек всё решил за меня… И теперь у меня имеется страстное желание кое-что сказать ему по этому поводу…»
Трасса Р-123, где-то между Торжком и Выдропужском, 24 августа, ср.
— Зубы целы, — не отрывая взгляда от трассы, торопливо успокоил «командора» Зеленков.
Полулежавший в шезлонге Петрухин тяжело потряс головой и с трудом принял более удобное сидячее положение. Первое, что он увидел, разлепив веки, был Саша Мирошников — на полу, в наручниках, без сознания.
— Что это было? — исторг из себя глупейшую фразу Дмитрий.
— Это был Сашенька Мирошников, — зло пояснил сидящий на руле Котька. — Сольное выступление.
— Извините, Дмитрий Борисыч! — тоскливо попросил Витя-боксер. — Не углядел я. Отвлекся буквально на секунду. А он…
— Да ладно… я сам виноват, — самокритично признался Петрухин и, потрогав языком внутреннюю сторону разбитой губы, поморщился. — Где мы едем?
— Минут десять назад промахнули Торжок.
— Понятно… Блин, башка трещит! На записи-то видно, как он меня уделал?
— Не знаю, — буркнул с первой парты Зеленков. — Разбил, урод, камеру… не работает.
— Хреново. Я-то изначально намеревался дописать допрос на месте, а теперь придется везти его в Питер. Хотя, конечно, можно где-нить по дороге купить новую камеру. Что думаешь, Костя?
Мирошников на полу застонал, и проштрафившиеся бойцы синхронно уперлись в него напряженными, полными решимости взглядами.
— Думаю, лучше доставить урода в Питер. Нет худа без добра: по крайней мере, проведем очную ставку с Бодулей.
Убийца открыл глаза. Петрухин на ощупь пошарил рукой в сумке, достал из нее «Тверскую зорьку», свинтил пробку и протянул бутылку Мирошникову:
— Пей.
— Зачем? — спросил тот, рефлекторно отстраняясь и закрывая лицо скованными наручниками руками.
В предложении Петрухина ему сейчас чудилась какая-то скрытая угроза. Возможно, месть за попытку бегства.
— Так надо, Саша. Пей, — сказал Петрухин, трогая языком разбитую внутреннюю сторону губы и морщась.
Мирошников отрицательно качнул головой:
— Не буду.
Он подумал, что его хотят убить, а водку предлагают для того, чтобы имитировать какой-нибудь несчастный случай в пьяном виде. Например, пьяный уснул на рельсах… или утонул в ближайшей речке.
— Не буду, — упрямо повторил Саша. — Ты же обещал? Ты же обещал отпустить, если все расскажу…
Петрухин посмотрел на него тяжелым немигающим взглядом. Левая сторона лица его на глазах меняла цвет и опухала.
Внезапно Александр Мирошников понял, что все бессмысленно, что эти парни по-любому сделают с ним все, что захотят.
Так, может, действительно лучше выпить? Чтобы не так страшно?
Он протянул вперед скованные руки и обхватил бутылку…
В общей сложности душегуба Сашу заставили выпить бутылку водки и еще граммов пятьдесят коньяку из зеленковской фляжки.
Большего Саша не осилил — поплыл…
— А не помрет он от такой дозы? — с опаской спросил Витя.
— Не помрет, — покачал головой Зеленков. — Живучий, гад…
Вот так, в состоянии глубокого алкогольного «наркоза», Мирошникова и повезли в Питер.
Повезли — и в конечном итоге доставили в относительной целости и менее относительной сохранности.
Правда, уже в черте города имел место быть невеликий, но весьма неприятный инцидент с «нашенскими», питерскими, гаишниками.
Ну да повезло, обошлось без необратимых последствий. Не «кадры», но деньги — обратно решили всё. Хотя, конечно, аппетиты питерских дорожных полицейских оказались несоизмеримо злее, нежели у их провинциальных коллег.