Решающие войны в истории
Шрифт:
Этот счастливый итог вряд ли мог иметь место, если бы не моральная и физическая поддержка от самого факта присутствия Веллингтона на полуострове и его действий, когда он отвлекал на себя часть французских войск, неоднократно облегчавшая расширение партизанской войны. И все-таки встает вопрос и порождает интересную мысль: а не было ли так, что его победы в 1812 году, побуждавшие французов уменьшать свои потери и сжимать свою зону, улучшили их перспективы и затруднили его собственное наступление в 1813 году? В самом деле, чем больше были бы рассредоточены французские войска в Испании и чем дольше они там находились бы, тем более вероятным и полным был бы их окончательный разгром. Война на полуострове стала выдающимся историческим примером, достигнутым даже больше с помощью инстинктивного здравого смысла, чем преднамеренно, типом стратегии, который спустя столетие Лоуренс Аравийский развил в аргументированную теорию и применил на практике, хотя и без такого четко выраженного исполнения.
Теперь от «испанской язвы» мы должны вернуться к исследованию еще одного типа стратегии, который оказал влияние на действия Наполеона.
Русская кампания 1812 года — естественный кульминационный пункт тенденций, уже просматривавшихся и разраставшихся в наполеоновской стратегии, — то, что он все больше и больше полагался на массу, чем на подвижность, и больше на стратегическое построение, чем на внезапность. Географические условия России всего лишь подчеркнули ее слабости.
Сам масштаб брошенных против России наполеоновских войск — 450 тысяч человек (в первом эшелоне. Кроме того, 160 тысяч находились во втором оперативном эшелоне и позже постепенно вводились на русскую территорию. — Ред.) — вынуждает его принять почти линейный принцип их построения, который, в свою очередь,
Кроме того, ущерб, причиненный престижу Наполеона его разгромом в России, немедленно возрос из-за моральных и материальных последствий неудач его армий в Испании. И при оценке смертоносного эффекта действий Англии в этом регионе очень важно отметить, что в нем Англия следовала своей традиционной военной политике подрезания корней.
Когда в 1813 году Наполеон со свежими силами (к марту за Эльбой собрал 300 тысяч, из них 200 тысяч резервистов), но менее мобильными, чем когда-либо, столкнулся с восстанием в Пруссии и вторгшимися армиями России (русско-прусские войска в марте насчитывали 250–280 тысяч), он пытался сокрушить их своим уже привычным методом, обрушив на противника вес сходящихся в одной точке батальонных каре.
Но ни битва при Лютцене (в Лютценеком сражении 20 апреля (2 мая) 1833 г. Наполеон, имея 150 тысяч и 350 орудий, не смог разгромить союзную армию Витгенштейна (92 тысячи, 650 орудий). Французы потеряли 15 тысяч убитыми и ранеными, союзники 12 тысяч и отступили. — Ред.), ни сражение при Баутцене (при Баутцене (в Саксонии) 8–9 (20–21) мая Наполеон (143 тысячи, 350 орудий) атаковал союзников Витгенштейна (96 тысяч, 636 орудий) и снова добился только их отхода. Французы потеряли 18 тысяч убитыми и ранеными, союзники 12 тысяч. — Ред.) не стали решающими, а после этого союзники, отходя, отражали новые попытки Наполеона заставить их сойтись на поле брани. Их «уклончивость» вынудила Наполеона запросить шестинедельную приостановку боевых действий. (Не «уклончивость», а отсутствие результата после Баутцена, слабая обученность призванных резервистов, недостаток конницы и артиллерии (погибли и брошены в России) заставили Наполеона взять тайм-аут с 23 мая (4 июня) по 29 июля (10 августа) 1813 г. — Ред.) Когда она закончилась, Австрия также вступила в ряды его врагов. Последовавшая осенняя кампания бросает необычный свет на изменившийся менталитет Наполеона. У него было 400 тысяч человек, в целом почти столько же, сколько и у его оппонентов. Он использовал 100 тысяч для сходящегося наступления на Берлин, но это прямое давление лишь консолидировало сопротивление войск Бернадота в этом районе, и французы были отброшены. Тем временем сам Наполеон с главной армией занял центральную позицию, прикрывающую Дрезден в Саксонии. Но его подвела нетерпеливость, и он вдруг начал прямолинейное наступление на восток на 95 тысяч человек под командованием Блюхера. Блюхер стал отступать, чтобы заманить его в Силезию, а в это время Шварценберг со 185 тысячами солдат двинулся на север по Эльбе из Богемии и через Богемские горы в Саксонию, то есть в тыл Наполеону в Дрездене. Оставив позади заслон, Наполеон поспешил назад, намереваясь отбить это непрямое действие другим, еще более смертоносным. Он планировал наступать на юго-запад, пересечь Богемские горы и оказаться на позиции, идеальной для организации стратегического барьера поперек линии отхода Шварцснберга через горы. Но новость о том, что враги на подходе, лишила его выдержки, и в самый последний момент он, наоборот, решился на прямое наступление на Шварценберга и двинулся к Дрездену. Это привело к еще одному победному сражению. (14 (26) августа 1813 г. произошло два сражения. При Кацбахе русские и пруссаки Блюхера (75 тысяч) разгромили французов Макдональда (65 тысяч). Французы потеряли 30 тысяч, в том числе 18 тысяч пленными, союзники 8 тысяч. При Дрездене союзники (227 тысяч) из-за неудачного руководства Шварценберга потерпели поражение от Наполеона (167 тысяч). Урон союзников 37 тысяч убитыми, ранеными и пленными, французов 10 тысяч. — Ред.) Но оно было решающим лишь в тактическом смысле, а Шварценберг безопасно отступил на юг через горы. (После Дрездена Наполеон главными силами бросился на помощь разбитому при Кацбахе Макдональду, а в тыл отступавшей через Рудные горы деморализованной армии Шварценберга направил корпус Вандама (37 тысяч). От нового разгрома армию Шварценбера спас русский корпус Остермана-Толстого (17 тысяч). Весь день 17 (29) августа русские геройски отражали атаки превосходящих сил врага, потеряв 6 тысяч человек убитыми и ранеными. Остерман-Толстой был тяжело ранен (лишился левой руки), его сменил Ермолов. 18 (30) августа на помощь подоспел Барклай-де-Толли (44 тысячи), а в тыл Вандаму ударил Клейст (35 тысяч). Французы были разгромлены, потеряв 10 тысяч убитыми и ранеными, 12 тысяч пленными (в том числе и Вандам). Союзники в этот день потеряли около 4 тысяч, а всего 10 тысяч. Кульмская битва считается переломной в кампании 1813 г. — Наполеону не удалось развить свой успех под Дрезденом, а боевой дух союзников (особенно австрийцев), упавший было после тяжкого поражения, снова укрепился. Наполеон был вынужден вскоре перейти к оборонительной тактике и отошел к Лецпцигу. — Ред.) Итак, через месяц три союзные армии пошли па сближение с Наполеоном, который, будучи ослабленным боями, отступил из района Дрездена к Лейпцигу. Шварценберг расположился к югу от него, Блюхер — к северу, и, что оставалось неизвестным для Наполеона, Бернадот (бывший маршал Наполеона, а теперь будущий шведский король) был уже почти рядом, подходя с севера. Наполеон решился на прямое, а за этим и на непрямое воздействие на противника — сначала сокрушить Блюхера, а потом отрезать Шварценберга от Богемии. В свете исторического опыта, изложенного на предыдущих страницах, казалось бы, что такая последовательность действий — ошибка. Прямое наступление Наполеона на Блюхера заставило последнего принять бой. И все-гаки оно принесло любопытный результат, тем более важный, потому что он ранее не замышлялся. Прямое наступление на Блюхера было, хотя и осталось нереализованным, непрямым действием на тылы Бернадота, И, выведя Бернадота из равновесия, оно заставило его поспешно отступить па север и тем самым лишило его возможности перекрыть пути отступления Наполеона. Таким образом, этот удар по воздуху в сторону Блюхера спас Наполеона от сокрушительного разгрома, который он неминуемо потерпел бы несколько дней спустя. Ибо, когда Блюхер и Шварденберг окружили его под Лейпцигом, Наполеон принял этот вызов на бой и потерпел поражение, но в этой экстремальной для себя ситуации все еще оставлял перед собой путь, которым смог прорваться в отойти в сторону Франции. (В Лейпцигском сражении 4–7 (16–19) октября 1813 г. приняли участие (стороны наращивали силы по ходу битвы) свыше 300 тысяч союзных войск (127 тысяч русских, 89 тысяч австрийцев, 72 тысячи пруссаков и 18 тысяч шведов), имевших 1385 орудий, и около 200 тысяч у Наполеона (французы, поляки, голландцы, саксонцы, бельгийцы, итальянцы и др.), имевшего 700 орудий. В этой Битве народов Наполеон дважды, 4 и 6 октября, едва не совершил невозможное, бросая на прорыв свои ударные колонны (6-го сам повел в атаку старую гвардию). Но 6-го на сторону союзников перешли саксонцы, после чего можно было думать только о прорыве. В ночь на 7-е Наполеон начал отход и сумел прорваться. Его армия потеряла 80 тысяч, в том числе 20 тысяч пленными. Союзники потеряли свыше 54 тысяч, из них 22 тысячи русских, 16 тысяч пруссаков и 15 тысяч австрийцев. — Ред.)
Когда в 1814 году (в конце декабря 1813 г. — начале января 1814 г.) союзники, имея теперь колоссальное численное превосходство, вторглись во Францию, Наполеон был вынужден из-за отсутствия войск, которые он израсходовал ранее (зимняя кампания союзников застала его врасплох. — Ред.), прибегнуть к своему старому оружию — внезапности и подвижности. Тем не менее, хоть он и блестяще владел им, здесь следует делать ударение на слове «своим», потому что он был слишком нетерпелив и слишком обуреваем мыслью о сражении, чтобы воспользоваться им с артистической изысканностью Ганнибала, Сципиона, Кромвеля или Мальборо. Однако, применяя эти инструменты, ему удалось надолго отсрочить свое крушение. При этом он умело согласовал свою цель с имевшимися у него средствами. Понимая, что средства его недостаточны для достижения военной победы, он нацелился на то, чтобы поколебать взаимодействие между союзными армиями, и для этой цели потрясающе использовал мобильность, как никогда до этого. И даже в этом случае при всей замечательное™ его успеха в замедлении, торможении врага на его пути к цели, этот успех мог бы быть даже более эффективен и долговечен, если бы его способность продолжать эту стратегию не была подорвана его врожденным стремлением завершить каждый стратегический успех успехом тактическим. Систематическим сосредоточением своих сил и проведением обходных маневров, в результате которых он выходил в тыл противнику, он нанес отдельным группам противника ряд последовательных поражений, до тех пор, пока достаточно опрометчиво не пошел на прямое сближение и не атаковал Блюхера у Лана, где потерпел поражение, которого не мог позволить себе. Имея под рукой лишь оставшиеся 30 тысяч человек, он решил рискнуть в последний раз, двинувшись на восток в направлении Сен-Дизье, чтобы собрать все войска, какие только можно, и поднять сельское население на войну с оккупантами. Этим маршем он бы перерезал коммуникации Шварценберга; но ему, однако, пришлось не только оказаться самому во вражеском тылу, но и собрать там армию до того, как он смог бы приступить к активным действиям. И проблема эта осложнялась не только нехваткой сил и отсутствием времени, но и особой моральной чувствительностью базы, которую он оставлял открытой. Дело в том, что Париж не был похож на обычную базу снабжения. В довершение всех неудач его инструкции были перехвачены противником (снова казаками. — Ред.), и тем самым как внезапность, так и время были утрачены. И даже в этой ситуации стратегическое притяжение его маневра было таким, что лишь после жарких дебатов союзники решили пойти на Париж — нанеся тем самым моральный нокаут, — вместо того чтобы развернуться лицом к Наполеону. И существовало предположение, что фактором, повлиявшим на принятие такого решения, было опасение, что Веллингтон, наступавший от испанской границы, достигнет Парижа первым (Веллингтон 10 апреля еще штурмовал Тулузу, а союзники вошли в Париж 30 марта, Наполеон отрекся от престола 11 апреля). Если это правда, то по иронии судьбы действия союзников явились триумфом стратегии непрямых действий и доказательством ее решающего значения.
В 1815 году после возвращения Наполеона с острова Эльба, похоже, от количества войск опять кровь ударила ему в голову. (На этот раз он собрал весьма скромную армию, 120 тысяч, и с ней выступил против Веллингтона (100 тысяч) и Блюхера (120 тысяч), пытаясь разбить эти армии в отдельности. — Ред.) Тем не менее в присущем ему стиле он использовал как внезапность, так и подвижность, в результате чего едва не достиг цели. Если его сближение с армиями Блюхера и Веллингтона и имело место географически по прямой линии, то выбор момента привел к внезапности, а его направление удара пришлось по стыку вражеских армий. Но при Линьи (16 июня 1815 г.) Ней не сумел сыграть маневренную роль, ему предназначенную — тактически непрямое воздействие, — и, таким образом, пруссаки избежали полного разгрома (Ней сдерживал у Катр-Бра Веллингтона. В это время главные силы Наполеона (68–72 тысячи) сражались с Блюхером (свыше 90 тысяч), одержав победу. Пруссаки потеряли около 20 тысяч, французы около 11 тысяч. — Ред.). А когда Наполеон набросился на Веллингтона у Ватерлоо (18 июня 1815 г.), его действия были совершенно прямыми, что повлекло за собой потери как во времени, так и в людях, а это лишь усугубило еще большую проблему, вызванную провалом Груши (33 тысячи) в его попытках отвлечь Блюхера и удержать его вдали от поля битвы. Так что появление Блюхера, хоть он и просто подошел к флангу Наполеона, своей неожиданностью стало непрямым действием и как таковое — решающим в войне против Наполеона. (Блюхер не «просто подошел», а своими корпусами сначала связал правый фланг (10 тысяч) армии Наполеона (72 тысячи), атаковавшей Веллингтона (68 тысяч), а к вечеру, когда общая численность союзников достигла 130 тысяч, они перешли в наступление против вдвое меньшего числа французов и одержали победу. Французы потеряли 32 тысячи и всю артиллерию, союзники 23 тысячи. 22 июня Наполеон вторично отрекся от престола, был сослан на остров Эльба, где его отравили (постепенно) мышьяком. — Ред.)
Глава 8
1854–1914 ГОДЫ
Когда Всемирная выставка 1851 года возвестила о новой эре воинственных устремлений, первая война из этой новой серии не привела к решающим результатам ни на поле сражения, ни в области политики. И тем не менее из убожества и тупости Крымской войны мы можем, по крайней мере, извлечь негативные уроки, и главный среди них — бесплодность прямого воздействия. Когда генералы надевали шоры, было в порядке вещей, чтобы адъютанты бросали легкую бригаду прямо под русские пушки. В британской армии прямолинейность, которая царила повсюду, была настолько предельно педантичной и непреклонно официальной, что приводила в замешательство французского командира Канробера до тех пор, пока несколько лет спустя он не побывал на придворном балу. И тут его осенило, и он воскликнул: «Да ведь британцы воюют так, как Виктория танцует!» Но русские, к счастью, были настолько пропитаны этим инстинктом прямоты, что, когда они все же попытались применить маневр, полк, прошагав весь день, в конце концов, очутился опять лицом к Севастополю, как и прошедшим утром.
Изучая наводящие тоску свидетельства Крыма (взгляд англичан, не вылезавших из отхожих мест из-за дизентерии и холеры. — Ред.), мы не можем не заметить, хотя его значение и не следует преувеличивать, факт, что за сорок лет, которые прошли с Ватерлоо, армии Европы стали обретать черты все более четкого профессионализма. (В тяжелейшей для России Крымской войне (1853–1856) ей противостояли Англия, Франция, Турция, Сардинское королевство. Угрожающую позицию заняли Австрийская империя, Пруссия, Швеция. Активные боевые действия велись в Крыму, на Кавказе, на Дунае, а на морях — в Черном море, на Балтике, на Белом и Баренцевом морях, на русском Дальнем Востоке. Потери русской армии убитыми, умершими от ран и болезней составили 153 тысячи, а ее противников 156 тысяч (французов 96 тысяч, англичан 23 тысячи, турок 35 тысячи, итальянцев 12 тысяч). Особенно косили союзников болезни. Из
2 тысяч погибших итальянцев только 28 человек было убито и умерло от ран. Англичан погибло от болезней 18 тысяч, французов 74 тысячи. Основная причина — антисанитария и сопутствующие ей болезни — дизентерия, холера, брюшной тиф. Русских погибло от болезней 102 тысячи (то есть две трети), а вот турок 18 тысяч (всего половина от общего числа). К числу потерь врагов России можно отнести и 35 тысяч умерших от болезней в австрийской армии, отмобилизованной и готовой ударить по русским войскам. Войну России пришлось завершать унизительным Парижским миром, а председательствовал на Парижском конгрессе Ф. Валевский — сын Наполеона I (как символ реванша). — Ред.) Значение этого факта — не аргумент против профессиональных армий, а иллюстрация скрытых опасностей профессиональной среды. Эти опасности неизбежно возрастают на более высоких уровнях и с продолжительностью службы, если только на них не воздействует живительное прикосновение внешнего мира и мышления. С другой стороны, ранним этапам американской Гражданской войны 1861 —