Решающий поединок
Шрифт:
— Твоя цель, — все чаще напоминал мне тренер, — София. Лютви Ахметов у себя дома будет брать реванш. Отступать некуда.
Ненавязчиво тренер напоминал мне, что отстоять звание труднее, чем выиграть в первый раз. Чужую мудрость понимаешь скорее умом, но не сердцем. Сердце должно само испытать, чтобы поверить.
И вот мы в Болгарии. Везде звучит речь, до удивления близкая тебе. Слова будоражат. Ты волнуешься, будто почувствовал еле уловимое дуновение весны. Странные судьбы народов. Казалось, половина тысячелетия оттоманского ига должна изничтожить самобытность нации, искоренить ее язык, а произошло обратное: люди как самое дорогое сокровище хранили его. Сберегли. Он сейчас богат россыпями старославянского. Ловлю себя на одном: воспитанный в острой неприязни к национализму любого толка, в том числе
…Стоит июльская пора. Нас в гостиничном номере трое. Саша Медведь утверждает, что жить может только со мною. Он верит в эту примету. Но двух большущих комнат с гостиной нам многовато, и Сергей Андреевич подселяет к нам Али Алиева. Аварец сгоняет килограммов семь, он иссушен безводием. Бредит Кавказом. Клянется, что после чемпионата выпьет всю горную речку у себя в ауле.
Чемпионат проходит на открытом воздухе. Популярность вольной борьбы в Болгарии настолько велика, что всех желающих не может вместить и стадион имени Басила Левски. Он гудит ульем. Над помостами на высоких шестах натянуты тенты. Но даже под навесом покрышка ковра нагревается до предела. Ступать по ней босиком нельзя. Идешь словно по горячему песку. И не дай бог, если атлет коснется ее открытой частью тела: локтем, коленом, спиною. Особенно опасны скользящие прикосновения. Они жалят ожогами. Выручить может лишь дождь. Он начинается уже на второй день словно по заказу. Зрители игнорируют небесный водопад. Тент выгибается, превращаясь в наливной бассейн. Многоведерная лужа грозит обрушиться на ковер. Поединки то и дело останавливают. В центре тента устанавливается подпорка. Вода стекает с шатровой крыши на ковер. Обычные тряпки не спасают положение. В ход идут широченные одеяла. Они словно губка вбирают воду. Но капризы погоды мало кого трогают. Тем более что солнце мгновенно все высушивает.
Жребий словно нарочно свел нас с Лютви напоследок. От исхода схватки зависит, кто из нас станет обладателем золотой медали.
Для подавляющего большинства вопрос стоит именно таким образом. Для нас он несколько видоизменен. Чемпионом мира человек может стать случайно. Это не значит, что такое может быть с каждым, но есть спортсмены достаточно удачливые, которым волею судеб удается выиграть этот титул: то основной соперник заболел, то пару других дисквалифицировали в ходе турнира. Не всегда же в финальном бою у боксеров слабейшему рассекают бровь. Эту травму может получить и тот, кто считается более сильным. Поэтому в нашей борцовской среде, да, наверное, и у представителей иных видов спорта, к атлетам, выигравшим титул единожды, отношение осторожное. И моя задача — повторить свой толидский успех.
У Лютви задача другая. Победа ему здесь нужна как никогда прежде. Титулы и регалии, завоеванные им где-то за морями-океанами, не играют сегодня роли. Его не видели в тех поединках. Болельщики могли судить о них только по газетным отчетам — или чрезмерно хвалебным, или нейтрально скупым. И в эти минуты Ахметов должен сам зачитать себе приговор. Либо он достоин почета и уважения земляков, либо они снисходительно отнесутся ко всем прочим его достижениям.
Оттого, наверное, Лютви хмур. Ему не до улыбок. Мне, впрочем, тоже.
Гонг. Схватка начинается….
Лютви осторожен. Он держит дистанцию, кружит вокруг. Медленное вращение туловищем. Так раскачивают трос метатели молота перед взрывным броском. Нащупывает слабое место.
Резкий удар по моей ноге. Не ожидал именно этого. Если бы Лютви готовил его, то прием бы получился. А так проделан он на авось и потому коряво. Между нами большое расстояние, и потому подсек он меня, словно ударил по футбольному мячу с лёта. Пытаюсь сковать болгарина. Он, вот так гуляющий на свободе, опасен. Это его козырное положение. Ему нужны метры для разгона. Запутывая его в захвате, чуть распрямляюсь и делаю финты ногами. Ничего этим серьезного и не пытаюсь достичь, да если бы и хотел, то не получилось бы. Лютви не сдвинешь, но понервировать можно. Один раз он уже вкусил «подсечки». Ох уж этот Ахметов! Ни обхватить, ни уцепить. Неудобный для меня партнер. Бильярдный шар под сто тридцать килограммов веса. Минуты идут. Мне ничейный исход выгоден, пусть даже снимают с ковра обоих за пассивность, но мое фехтование
Секунды текут одуряюще медленно для меня. Для Лютви они несутся стремительно. Электронное табло для Ахметова — хлыст. Проходит третья минута поединка, а болгарин предпринял всего лишь несколько малозначащих попыток. Развязка близится. Трибуны в шумном нетерпении, а Лютви все кружит и кружит вокруг да около.
…Огромная масса, брошенная вперед, ударяет в бедра. Приглушенный звук столкновения тел. Боли не успеваю почувствовать. Сметенный напором болгарина, рухнул на обкладные маты. Лютви придавливает меня сверху. Стадион на ногах, аплодисменты звучат как доказательство возможности победы Ахметова. Будь бросок проведен на ковре, победа Лютви стала бы уже реальностью.
Мы снова подняты в стойку. Внезапно рисунок схватки меняется на все сто процентов. Вещь, непонятная другим, ясна нам, и только нам. Снимок броска болгарского тяжеловеса хранится до сих пор в моей домашней коллекции. Преображенский успел щелкнуть затвором фотоаппарата. На снимке зафиксирована фаза моего полета. Если бы не документальная убедительность, мне самому трудно было бы проанализировать происшедшее.
Если бы Ахметов провел прием без разгона, то завершил бы его в центре ковра. Но стремление сделать его так, чтобы он оказался первым и последним, свело все усилия Лютви на нет. Он протаранил меня с разгона, и по инерции я вылетел за ковер. Но это еще не все. Говорят, что человек в особом состоянии способен сотворить чудо, заговорить, например, на незнакомом языке. Бывает, что он случайно присутствовал на лекции, а память упрятала все, казалось бы неусвоенное им, в подземелье памяти. И только в стрессовой ситуации оно всплыло наружу. Сотни раз я видел, как мои коллеги-«классики» делали «полусуплес». Часто мы тренировались в одном зале — по рекомендации Сергея Андреевича, считающего классический стиль борцовской школой, я ходил постигать их азбуку. Но сам отродясь этот прием не только на соревнованиях, но даже и на занятиях не применял.
Но именно его интуитивно я и применил в качестве контрмеры. Мы рухнули на ковер вместе. Лишь Лютви да я знали, к чему могла привести его инициатива через мгновение. Я коснулся лопатками обкладных матов. Произойди то же самое на помосте, инерция движения (ее чрезмерность и тут готова была сыграть с Ахметовым злейшую шутку), закрученность полусуплеса позволили бы мне выйти наверх. Еще миллисекунда, и картина оказалась бы иной. Тушированным мог оказаться болгарин. Борцы не имеют права обманывать себя в таких случаях. Они обостренно чувствуют ситуацию. Мы же оба участвовали в ее сотворении. И в поединке наступил перелом.
Болгарин, мне показалось тогда, оказался безоружным. Мое превосходство в прямой стойке и действиях ногами он, видимо, признавал еще до боя. Тем более что с моих предыдущих поединков тут на стадионе он не спускал глаз. Считал, вероятно, что сильнее меня в атаках с расстояния. Попробовал и убедился, что и тут его подстерегает опасность.
Лютви не пытался больше серьезно атаковать, видимо, решил, что уж лучше респектабельная ничья, чем худший исход.
Ничью и зафиксировали арбитры.
Лютви, с которым у меня было еще впереди несколько ничейных поединков, все же уступал — не мне лично как борцу, а представителям иной, более новаторской борцовской школы. Он, по-моему, был самым ярким воплощением устаревшего течения, которое превыше всего в тяжеловесе ценило вес и силу. Считалось, что если у атлета есть и то и другое, то он готовенький чемпион. Успех в дальнейшем зависел от волевых качеств. Бедность технической оснащенности таких богатырей не принималась в расчет. Они были неповоротливыми, не особенно выносливыми. Эти недостатки считались свойственными «тяжам». Борцы такой формации владели одним, редко двумя-тремя приемами. Многие откровенно выталкивали соперников за ковер. Их у нас и прозвали толкачами. Лютви помимо свойственных его школе качеств обладал природной резкостью и необычайным мужеством. Именно благодаря сильному характеру он для меня останется лучшим представителем старого направления подготовки тяжеловесов.