Решающий поединок
Шрифт:
Это была его последняя ничья. Равную ей мне не часто приходилось видеть.
«Сайонара» значит «здравствуй»
Все кругом только и говорят об Олимпиаде. Слухи один нереальнее другого. Даже сдержанный Сергей Андреевич срывается:
— Ты же не знаешь, что такое Игры!
— Да что вы все заладили одно и то же. Вот сами японцы за полгода до начала Игр запретили своим участникам даже затрагивать эту тему. Нервы же не железные.
— Не железные, — соглашается охотнее обычного
— Сергей Андреевич, и вы туда же! Да объясните же, наконец, в чем разница. Те же Дитрих и Ахметов. Ну, приедет на два середняка больше, и дел-то!
— Так-то оно так, только не совсем. В Олимпиаде столько всего замешано. Просто не объяснишь, скоро ты сам это поймешь.
И вот, наконец, мы в Стране восходящего солнца. Олимпийская деревня нам понравилась. Мы по-мальчишески радовались велосипедам. В интерклуб ли, в ресторан — седлаем стального коня и мчимся. Впрочем, велосипед нравится всем. Штангист Леша Жаботинский — а он ходил пока в подающих надежды — усаживается сам, к нему умудряются прицепиться еще человека четыре: один на раму, другой на руль, два на багажник. Они катят, вихляя по асфальтовой дорожке. Шустрые японские фотокорреспонденты снимают живописную группу. Назавтра фотография штангистов-эквилибристов появилась в газетах.
Выхожу из кинотеатра и останавливаюсь у киоска, где можно выбрать мороженое на любой вкус. Впереди стоит негр чуть ниже меня ростом с приплюснутым носом. Сразу определяю — боксер. На его куртке буквы «USA». Он поворачивается, смотрит на меня. Замечает бровь, заклеенную пластырем. На последней тренировке я врезался в колено Медведя. Американец делает пару ударов «по воздуху».
— Боксинг? — подмигивает он мне.
— Нет, борец.
Он недоверчиво показывает пальцем на бровь.
— Реслинг, реслинг? — помогает мне стриженный под ежик американец, вышедший из дверей интерклуба. Он проходит вперед, улыбаясь, берет несколько пачек мороженого и одну сует мне. Продолжая улыбаться, он машет рукой в сторону наших зданий и садится на багажник моего велосипеда. Малый бесцеремонный, но своей раскованностью нравится мне. Кручу педали. Не знаю как Леше Жаботинскому, а мне тяжело вести машину, груженную всего лишь двоими.
— О'кей! — Американец соскакивает у здания, где размещена олимпийская делегация США, и машет мне рукой.
— Кто это? — спрашивает Медведь, догоняя меня.
— Скорее всего борец из американской команды. Нигде его не встречал?
— Нет, — пожав плечами, отвечает Саша.
Ларри Кристоф оказался американцем болгарского происхождения. Его появление в кругу тяжеловесов на Токийской олимпиаде оказалось несколько неожиданным. США отнюдь не страдают отсутствием высокорослых мужчин, тем не менее в послевоенные годы в рядах их сборной по борьбе добротного тяжеловеса не было. Быть может, на сей счет были какие-либо причины, но в числе лидеров команда США не значилась. Поэтому, наверное, Ларри и обратил на себя всеобщее внимание. Стриженая голова Ларри мелькала в Олимпийской деревне повсюду. Такой бесшабашности оставалось только завидовать и надеяться, что начало турнира, сознание всей серьезности момента остепенят этого американца. Ничуть не бывало. Олимпиада набирала темп. Уже мы подержали в руках золотую олимпийскую медаль Гали Прозуменщиковой, которая первой из советских пловчих сумела завоевать столь почетный трофей. Саша взвесил медаль на ладони, дал поглядеть ее мне, затем мы вернули ее четырнадцатилетней школьнице. Понимает ли она, что удалось ей сделать, или в ее годы это очередная игрушка — блестящее елочное украшение?
Ларри продолжал удивлять нас своею беспечностью. Неужели у парня нет нервов? Начались поединки. Мы отсиживались за перегородками раздевалок, жалея, что там
Ларри торчал непрестанно у самого помоста, подсказывал товарищам с экзальтацией футбольного болельщика, той, что присуща, пожалуй, лишь латиноамериканцам.
В первый же день турнира, толкнув меня в бок и поцокав языком, тренер, показывая на Ларри, произнес чуть ли не целый монолог:
— Это хороший борец. Повнимательней будь с ним. Работает смело, даже с наглецой, этаким вызовом. Опасен. Смотреть в оба.
Мне нечего было отвечать тренеру, опыту которого я доверял. Но выяснить наконец, что же представляет собою Ларри Кристоф, хотелось побыстрее. Такой случай вскоре представился.
Вильфред Дитрих стоял на помосте. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и ждал. Ждал какого-то юнца. Судья-информатор вторично объявил в микрофон:
— Вызывается Ларри Кристоф, США… Ларри Кристоф… Ковер номер один.
Пауза затягивалась. Забеспокоились даже руководители американской команды. Засновали по залу их гонцы. Любопытные сгрудились у помоста. Случаи, чтобы атлет опоздал на свой выход, крайне редки, а уж тем более на Играх. Пройдет еще три минуты, и если американец не явится, то победу засчитают спортсмену из Западной Германии. Таковы правила.
Истекли еще полторы минуты. Пройдет столько же, и по залу объявят: «Ввиду неявки выигрыш присуждается…»
Ларри влетает в зал, прокладывая коридор в толпе болельщиков, на ходу стаскивает костюм, сует одежду в чью-то протянутую руку. Минуя приступочку, пружинно вскакивает на помост. Плюхнулся с разгона на ковер и принялся на скорую руку зашнуровывать борцовские ботинки, озорно следя за секундами, мигающими на табло. Он успевает при этом переругиваться с возбужденно наседающими на него товарищами по команде, успевает привести в порядок свою спортивную форму.
Поднялся. Выслушал, улыбаясь, замечания судьи, тряхнул в знак извинения головой: мол, с кем не бывает. В то время когда рефери относил записки боковым судьям, попрыгал, сделал несколько приседаний, хлопнул себя ладонями по бедрам, выражая тем самым полную готовность.
Дали свисток. Начался поединок, который должен был определить, бравирует Ларри своей беззаботностью или действительно представляет собой что-то. Ведь до сей поры американцу не пришлось встретиться с серьезным противником. Правда, он уже успел оказать на меня определенное влияние. Виданное ли дело — опоздать на вызов! Такое мог себе позволить или сорвиголова, которому все нипочем, или безответственный человек, для которого не дороги не только собственные интересы, но и интересы команды.
Американец плотен, скроен из упругих мышц. По своему сложению напоминает скорее боксера, чем борца. Одна черта особенно усиливает эту параллель: Ларри пританцовывает на ногах, словно выступает на ринге, предпочитает длинную дистанцию. Кажется, что он не борется, а ведет бой с тенью. Вот сейчас он делает несколько пританцовывающих «па» вправо, влево, вперед, резко, пружинисто отскакивает назад. А сейчас делает еще хитрее — туловищем показывает в одну сторону, а сам стремительно скользит в другую.
Дитрих нетороплив. Ходит вперевалочку. Кажется, его мало тревожит кружение Кристофа. Да и куда ему торопиться. Он боец нокаутирующего склада. Дайте только срок. Выберет момент, сгребет соперника — и поминай как звали! Вильфред умеет использовать пробивную способность своих ста двадцати килограммов.
Ларри продолжает выделывать боксерские вензеля ногами. Вот раздается резкий хлопок — это ладони американца с хлестом обрушиваются на бедра тяжеловеса из ФРГ. У Дитриха хорошая реакция, поэтому руки Ларри не успевают сомкнуться в кольце, захват сорван. Ларри, ничуть не смутившись, выбирается из-под Вильфреда и продолжает кружить. По его виду не скажешь, что он раздосадован. Будто американцу не очень-то и хотелось провести прием. Дитрих начинает нервничать. И есть от чего. Он пока ударов не пропускает, но сам ловит лишь воздух. Только захочет ринуться в атаку, а на том месте след Ларри давно уж простыл. Вертится, нахаленок, сбоку и зубы скалит.