Решающий шаг
Шрифт:
— Мавы, дай винтовку!.. Стреляй!..
И тут же бессильно опустил голову на плечо Мавы. В эту минуту вдалеке показался караван, идущий с севера. Мавы всмотрелся и, убедившись в том, что караван направляется к ним, встряхнул товарища:
— Кулагин, воду везут! Воду!..
— Вода?..
Кулагин открыл глаза, посмотрел невидящим взглядом и вновь начал бредить: -
— Ири-на... пи-и-ить!..
Пехота не могла дальше двигаться. Командир, видя, что приближается какой-то караван, приказал остановиться на привал.
Все разлеглись, кто где: кто прямо на солнцепеке, кто под чахлым кустиком саксаула. Мавы положил друга под реденькую тень одного из таких кустиков, под голову подложил пучок сухой травы. А в это время появился Сары, бежавший навстречу красноармейцам впереди своего каравана. Не успел он и слова сказать командиру, как Мавы бросился к нему с криком:
— Сары!..
Они крепко обнялись. Посмотрев на обессиленных, истомленных жаждой красноармейцев, Сары сказал командиру:
— Примите наш дейханский караван с водой и хлебом-солью. Мы хотели встретить Красную Армию еще на восходе солнца, да белые помешали. Куда ни пойдем — навстречу ливень пуль. Пришлось вести караван на север, в обход.
Когда головной верблюд дошел до красноармейского привала, последнего верблюда огромного каравана еще не было видно. Радость бойцов была безгранична. Простую тепловатую воду из бурдюков они принимали как праздничное угощение.
Мавы понемногу давал пить своему другу. Кулагин хватал его за руку, требовал воды- еще и еще... Жизнь постепенно возвращалась к нему.
Наконец, он сел и сказал:
— Вот хорошо!.. Мавы, кто же это спас меня от смерти?
Мавы показал на дейханина, который протягивал Кулагину огромную лепёшку румяного чурека:
– Это наши тедженские дейхане пришли помогать Красной Армии. А вот их предводитель — Сары-мираб!
Кулагин поднялся на ноги и порывисто обнял дейханина:
— Кто красноармеец? Сын рабочего или крестьянина. За что он воюет? За счастливую жизнь рабочего и крестьянина. А крестьянин, когда нужно, приходит на помощь красноармейцу. Спасибо, дядюшка Сары! Этой вашей помощи в такой час мы никогда не забудем!
А Гандым, подошедший в это время с целым ворохом туркменских лепешек, которые нес он в скатерти и раздавал красноармейцам, бросился обнимать Мавы.
— Э, да это не халназаровский Мавы, — сказал он, оглядывая бывшего батрака, — это мой Мавы! Мой брат, мой отважный сын! А Мехинли... нет, твоя Майса... где она? Да, вы с Майсой подпустили-таки яду Халназар-баю!.. А там еще Атайры-гелин добавила! Ха-ха-ха!..
Привычный к смеху Гандыма, Мавы не смутился. Держа старика за плечи и глядя ему в лицо, он весело ответил на его слова:
— Гандым-ага, теперь наша пора!.. А Майса завтра приедет вместе с Анной Петровной, женой командующего. Ты заходи к нам, и если меня не будет дома, поцелуй за меня мою дочку Джерен.
В то время как Сары и Гандым угощали красноармейцев на привале, авангардные части Красной Армии уже вступили в город.
На базарной площади выстроились джигиты Кизыл-хана. После удачного боя все были веселы. Командиры Красной Армии во главе с командующим подъезжали к строю.
Кизылхан скомандовал: «Смирно!» — и поскакал навстречу командующему. Приняв от него рапорт, Чернышев обратился к джигитам:
— Джигиты тедженского отряда оправдали доверие командования Красной Агрмии и честно выполнили свой долг. Спасибо Кизылхану, спасибо вам... За проявленную в бою отвагу командование вручает вам боевое Красное знамя!
Меркулов подал знамя командующему, а тот передал его командиру отряда. Кизылхан опустился на одно колено, поцеловал край алого полотнища и, поднявшись, принес клятву:
— Товарищ командующий, принимая это славное знамя Красной Армии, я клянусь сражаться против белых и интервентов до полной победы. — Он обернулся к отряду и крикнул: — Клянемся все!
— Клянемся! — дружно отозвались джигиты. Алое полотнище пламенело на солнце, как знамя грядущих побед.
В этот день Дурды впервые увидел регулярные пехотные части Красной Армии. Они прошли далекий путь. Лица у красноармейцев были обожжены солнцем, губы потрескались от жары и пыли, потрепанные гимнастерки на плечах и спинах просолены потом. Но глаза на усталых лицах горели отвагой и уверенностью в победе. «Эти люди до конца преданы советской власти, — думал Дурды. — Их нельзя победить».
Артык получил у командующего разрешение на три дня съездить домой. На такой же срок командир полка дал отпуск Аширу.
Выехав на канал Кяль, Артык погнал Мелекуша прямо на запад.
Когда ветроногий конь пролетел мимо колодца, набиравшая воду Атайры-гелин шарахнулась сначала в сторону, а затем, узнав Мелекуша, закричала:
— Артык, остановись! Дай хоть посмотреть на коня!
Мамедвели-ходжа только что присел у арыка, чтобы совершить молитвенное омовение. Увидев мчащихся стрелою всадников, он решил, что едут за ним, и, не успев завязать шнурок штанов, кинулся домой. Споткнувшись о кувшин, Стоявший у порога кибитки, он упал, халат завернулся ему за голову. И тут же большой жук, гудя, с разлета шлепнулся ему в зад. Ходжа неистово завопил:
— Хай! Люди, помогите!
Сбежались соседи:
— Ходжам, что случилось?
Вытарашив глаза, Мамедвели посмотрел вокруг.
— В меня стреляли!
— Кто стрелял?
Ходжа указал рукою на запад. Артык уже превратился в черную точку.
Из-под халата Мамедвели с сердитым гуденьем вылетел черный жук. Гандым еле сдерживался от смеха.
— Ай, ходжам! Черная пуля и верно попала в самую цель!.. Ходжам-ага, смотри, чтоб рана не загноилась...
В это время опять донесся голос Атайры-гелин;
— Большевики скачут!
Мамедвели простонал:
— Хай! Это за мной! Спасите!
Гандым покатился со смеху:
— Ходжам, лежачего и змея не трогает! Никто не тронет раненого! Ты только, пока рана не загноилась, приложи морковь!
И снова Атайры-гелин прокричала:
— Это Артык и Ашир!
Ходжа затрясся, как в лихорадке. А Гандьша словно позолотили лучом радости. Он сразу перестал хохотать и торжественно сказал:
— Люди, да озарятся очи ваши!
Плача, подошла мать Ашира.