Решающий шаг
Шрифт:
— Я — другое дело.
— Ты хочешь сказать, что ты — мужчина. Но я тоже человек. Твоя честь — моя честь. Хорошо, что в это время схватили Эзиза, не то и я села бы на коня.
— А Бабалы?
— Бабалы вырос бы на коне и стал бы помощником своему отцу!
— Айна моя, ты — не женщина!
— Я жена и твой самый близкий друг. Жена отважного должна быть отважной. Какими глазами я смотрела бы теперь на тебя, если б далась им в руки?!
Артык ничего не мог возразить и только крепко поцеловал Айну.
Лучи солнца через открытый дымоход
Скоро кибитка Артыка стала наполняться аульными жителями. Мужчины в грубых домотканых рубахах, в широких штанах и чекменях из верблюжьей кожи расселись на коврах, скрестив под себя ноги. За чаем разгорелась беседа. Пожилой человек с козлиной бородкой спросил Артыка:
— Говорят, большевики весь скот хотят общим сделать. Правда ли это?
— Послушаешь болтовню — погибнешь! Вот из-за такого вранья и пролито уже столько крови.
Артык как мог разъяснил политику и задачи советской власти. Скотоводы слушали каждое слово, как долгожданную добрую весть. Потом оживленно заговорили:
— Да, верно говорят, путь советской власти — наш путь!
— Советская власть была здесь год тому назад.
— А разве нас обижали?
— А что натворил Эзиз-хан за шесть месяцев!
— Лучших коней забирал, точно отцовское наследство!
— Да налоги тянул, как дым кальяна!
— А еще надо было угодить и советникам и толмачам!
После беседы за чаем скотовод с козлиной бородкой признался Артыку:
— Мы тебя, сынок, сперва порочили, твою тень забрасывали камнями. Думали, что ты отвернулся от веры отцов, отказался от мусульманского народа. Выходит, все это напрасно, ты оказался дальновиднее нас, неразумных.
Вкрадчивые слова напоминали речь Халназара. Артык нахмурился, но сдержал себя.
— Не дело говоришь, отец, — спокойно возразил он. — Если б все так думали, разве моя семья осталась бы жива в эти опасные дни! Здесь люди заботились о ней, как о своей родне. Я от души благодарю их за это.
Распрощавшись с гостями, Артык попросил соседа, который спасал его близких от эзизовцев, помочь Айне перебраться в аул Гоша, а сам стал собираться в обратный путь.
В свой полк Артык вернулся как раз накануне Душакского боя.
План овладения Каахкой был разработан штабом Красной Армии с учетом прошлогодних боев. Основные силы были брошены в обход Хивабада и обрушились на Каахку с юга и с запада. Белые, бросив бронепоезд, десятки эшелонов, дальнобойные орудия и оставив больше тысячи пленных, бежали без оглядки. «Комитет общественного спасения» в Ашхабаде распался сам по себе. Ораз-Сердар сдал командование фронтом деникин-скому генералу Лазареву, а сам, прихватив с собой Ташлы-толмача, бежал в Иран.
Девятого июля Туркменский конный полк вошел в Ашхабад без боя. На Куропаткинской улице жители -города встретили джигитов цветами.
Ашир тоже помахал рукой девушке — она чем-то напоминала ему Шекер.
Глава двадцать шестая
Белые, разбитые на Закаспийском фронте, боясь, что астраханская флотилия ударит с моря, объявили Красноводск на осадном положении. Деникин, придавая особое значение Красноводску, гнал на Закаспий отряд за отрядом. Отступающие белые части взрывали за собой железную дорогу.
Но красное знамя Советов, рея в Ашхабаде — столице Закаспия, уже бросало свои алые отблески встепи, тянувшиеся вплоть до Красноводска.
Первого октября части Красной Армии овладели станцией Бами, в ста шестидесяти километрах к северо-западу от Ашхабада. Начались приготовления к наступлению на станцию Коч, которая была воротами Кизыл-Арвата, большого рабочего центра. Там были ремонтные мастерские Среднеазиатской железной дороги, в городе насчитывалось несколько тысяч рабочих.
Задача дальнейшего наступления усложнилась потому, что Чернышов для усиления Туркестанского северного фронта отправил Казанский полк и еще несколько отрядов в сторону Аральского моря. Эшелоны были посланы тайно. Кроме командира и комиссара полка, никто не знал, куда они направляются. В официальном приказе говорилось, что полк идет на отдых. Красноармейцам было запрещено выходить на станциях из вагонов. Составы с тщательно затянутыми брезентом платформами и наглухо закрытыми вагонами двигались только ночью.
К этому времени штаб Деникина успел подбросить на Закаспийский фронт пехотные подкрепления и дальнобойные орудия. В результате наступление красных на станцию Коч было отбито. Конный полк Артыка в боях был сильно потрепан и отступал через старинную крепость Карры-Кала, в семидесяти двух километрах к югу от железной дороги.
Вернувшись с полком в Бами, Артык получил из аула тревожные вести: в Теджене хозяйничал Ходжамурад. В крайнем раздражении Артык пошел к Чернышову.
— Товарищ командующий, ради чего мы проливаем кровь? — выпалил он сразу.
Чернышов удивился такому вопросу, но, думая, что Артык расстроен неудачей на фронте, спокойно ответил:
— Что поделаешь, товарищ командир, — война! Бывают и неудачи.
— Дело не в этом. Я спрашиваю: для чего мы кровь проливаем? — повторил Артык еще более резко.
Командующий внимательно посмотрел на него. Брови Артыка беспокойно дергались, ноздри раздувались.
— Артык, — мягко сказал Иван Тимофеевич, — садись выпей чаю, передохни.
— Если б мое сердце мог успокоить чай, я не пришел бы сюда!