Решающий шаг
Шрифт:
Ашир даже не заметил, как у него вырвалось:
— Шекер!
— А говоришь — нет любимой!
— Разве я сказал, что есть?
— А Шекер?
— Шекер... Так ведь она сестра Артыка!
— А тебе она кто?
Ашир не отвечал: «Может, этот человек смеется надо мной?..» Когда же Артамонов показал расшитую шелками тюбетейку, ему захотелось вырвать ее из его рук. Однако он все еще не верил: «Может, это послали Артыку?..» Артамонов решил больше не мучить молодого джигита и протянул Аширу тюбетейку.
— Шекер послала тебе этот подарок с таким условием: «Если Ашир, — сказала она, —
— Нет, Шекер не скажет так! — перебил Ашир, протягивая руку к дорогому подарку.
— Почему не скажет? Неужели ты допустишь, чтобы эта тюбетейка попала в руки врагу? Ведь это искусство Шекер — искусство твоего народа!
— Чтобы ни сказала Шекер — я ношу это оружие не для себя!
— Молодец, Ашир! На, надевай да хорошенько береги!
Ашир надел тюбетейку под папаху, и сразу ее тепло достигло сердца. В эти минуту он забыл обо всем на свете и, вдруг вспомнив, что забыл поблагодарить, крикнул вслед Артамонову:
— Эй, товарищ, спасибо!
Николай Матвеевич на ходу повернул к нему голову и улыбнулся:
— Что так поспешил? Можно б сказать и при следующей встрече!
Ашир снял тюбетейку, полюбовался вышивкой, потом поднес к лицу и прошептал:
— Душу отдам — тюбетейку не отдам!..
Придя в себя, он заметил вокруг какое-то странное оживление. Красноармейцы суетливо наводили порядок в вагонах, подтягивали ремни, тщательно осматривали обмундирование вплоть до пуговиц; кавалеристы проверяли седла, сбрую; санитарный врач пробежал на кухню. Ашир осмотрелся вокруг: нет ни Артыка, ни Тыжденко. Он подумал: «Может быть, это мне только кажется? Уж не лишила ли меня разума эта тюбетейка?» Но тут он увидел командиров, которые собирались на станции, тоже подтянутые, озабоченные, и сам побежал в сторону своей сотни.
Из помещения станционного телеграфа вышли командующий фронтом, командарм, начальники штабов; засуетились адъютанты, в разные стороны побежали ординарцы. Командующие о чем-то негромко разговаривали, то и дело посматривая в сторону Ашхабада.
Стоя неподалеку, Артык с улыбкой смотрел на ежившегося Тыжденко.
— Алеша, что с тобой? Мерзнешь?
— Да, пронизывает насквозь этот ветер.
— Я не теплее тебя одет.
Тыжденко признался:
— Нелегко оставаться спокойным. Куйбышев — член Реввоенсовета Туркестанского фронта, соратник Ленина.
Когда поезд подошел и остановился у перрона, Артыка тоже охватило волнение. Командующие и начальники штабов вошли в штабной вагон. Связисты тотчас же потянули провод в помещение телеграфа. Артык скользнул взглядом по окнам вагона. В одном из них он увидел человека во френче с широким лбом и зачесанными назад волосами. Артык узнал Куйбышева — за несколько дней до этого он видел его портрет в газете.
Немного погодя, Чернышев вышел из вагона. Заметив Артыка и Тыжденко, он подошел к ним, поздоровался. Артык спросил его:
— Товарищ командующий, а что, товарищ Куйбышев разговаривает с людьми, как вы с нами, или только приказывает?
Чернышов с улыбкой посмотрел на него.
— Это ты сам увидишь, когда он заговорит с тобой.
— Со мной?
— Да.
Артык сразу потемнел.
—
Командующий сердито нахмурил брови:
— Артык Бабалы, эту глупую мысль надо навсегда выбросить из головы. Чтобы я не слышал больше таких разговоров! Товарищ комиссар, — обернулся он к Тыжденко, — вы неплохо воспитываете бойцов, но, видимо, не выполняете своих обязанностей в отношении командиров.
Тыжденко взял руку под козырек:
— Виноват.
Не ожидавший такого оборота дела, Артык смутился:
— Товарищ командующий, разрешите сказать?
— Говори.
— Комиссар тут не виноват...
— Нет! — оборвал его Чернышов. — Воспитание красноармейцев и командиров — первая обязанность комиссара. Товарищ Тыжденко, я вас серьезно предупреждаю!
— Слушаю, товарищ командующий!
Артык окончательно расстроился и даже не заметил, как Чернышов подмигнул Тыжденко и как хитро поблескивали глаза у обоих.
— Ну, ладно, — спокойно сказал Иван Тимофеевич, — идите к своему полку. Может быть, товарищ Куйбышев подойдет поздороваться с вашими бойцами.
Понурив голову, Артык направился в конец перрона. Когда Тыжденко догнал его, Артык сказал:
— Алеша, черное пятно, приставшее к моему лбу, сегодня запачкало и тебя. Я не хотел этого, ты прости меня!
— Артык, еще и минуты не прошло, как командующий сделал нам выговор, а ты опять за свое. Пойми, что у тебя на лбу не клеймо позора, а печать славы! Ты вот уже больше года вместе с нами громишь белогвардейцев. Что ж, ты хочешь, чтобы Тыжденко снова получил выговор?
— Никакое лекарство не излечивает проказу... Я совершил преступление против советской власти.
— Неправильно говоришь! Немного найдется людей, которые никогда не ошибались. А твоя ошибка, кроме того, — ошибка человека, который плохо разбирался в событиях. Ты смыл с себя грязь кровью врага, рискуя своей головой. Я, как Иван Тимофеевич, и слушать не хочу таких разговоров.
— Ладно, — согласился Артык, — больше не буду говорить об этом.
Куйбышев долго не выходил из вагона. Артык ждал его, думал, о чем он спросит и что ответить на его вопросы, старался успокоить себя. Он рассказал Аширу, что слышал от Артамонова, показал присланный Ай-ной вышитый мешочек для чая. Ашир многим показывал свою новую тюбетейку, но от Артыка утаил подарок его сестры. Когда он разглядывал мешочек, один из джигитов сорвал с него папаху. Как лысый хватается за голову, когда она у него обнажится, Ашир тоже схватился за голову. Ветер сорвал тюбетейку с его длинных волос, и он еле успел подхватить ее.
Увидев красиво расшитую шелками тюбетейку, Артык сказал:
— Так тебе тоже прислали подарок? Чего же молчал? Почему прячешь?
Ашир смущенно ответил:
— Да, брат, тетушка Нурджахан не забыла и меня. Артык понял, в чем дело, и подумал: «А ведь Ашир будет хорошим мужем Шекер!»
— Очень хорошо! — весело сказал он. — Я радуюсь за тебя...
Он умолк, заметив, что Куйбышев в сопровождении командующих направляется к его полку.
Приподнявшись на стременах, Артык скомандовал: