Решающий шаг
Шрифт:
Мамедвели, поглаживая бороду, пояснил:
— Все от бога! Если создатель расщедрится, он сыплет без счета.
Артык сидел в сторонке, подостлав под себя чекмень. Рассказ толстяка Покги и особенно слова ходжи ему не понравились, и он сказал насмешливо:
— Ходжам-ага, совместимо ли со справедливостью бога то, что у одних нечем прикрыть тело, а у других серебра столько, что они плюют в серебряные чаши?
Мамедвели накинулся на него:
— Ах ты, несчастный! Будешь восставать против бога — станешь отступником и проклятие падет на твою голову!
Суфий в желтом халате набожно произнес:
— Аллах, милостив будь к грешным рабам твоим. Покайся, сынок, покайся!
Но Артык, помня слова Ивана Тимофеевича, вовсе не думал каяться и смело вступил в спор:
— По-моему, в этих делах аллах ни при чем!
— Что ж ты думаешь, Гюльджамал-хан воровством накопила свои богатства?
— Думаю, что народ пограбила немало.
Покги поморгал своими маленькими глазками и сказал:
— Ты, халиф, настоящий смутьян! Не можешь утерпеть, чтобы не выскочить против всех. Честь и богатство Гюдьджамал-хан не похожи на наше с тобой. Ее и царь знает...
— Конечно, не похожи!
— Если тебе это понятно, так и помалкивай!
— Нет, Покги-мираб, я молчать не буду! — заговорил Артык, вдруг вспомнив все свои обиды. — Вы отняли ото рта у одного, у другого, у третьего, чтобы помазать губы Гюльджамал-хан. Конечно, теперь она может делать горшки для плевков и навоза не то что из серебра — из золота.
— А кто отнял у тебя ото рта?
— Тот, кто взял третью часть моей бахчи! Кто поставил караульщика у копны моей пшеницы!
Халназар не мог стерпеть этого. Он гневно крякнул и огрызнулся:
— Артык, ты знай, кого задеваешь! Я ничего не отнимал у тебя. Я взял только то, что мне положено. Да, я деньги платил за это! И когда ты начнешь молотить пшеницу, я не постесняюсь открыть свой чувал.
— Бай-ага, ты, что ли, помогал мне сеять?
— Я сеял золото!
— Ты сеял золото для того, чтобы сделать золотые плевательницы для Гюльджамал-хан и заодно самому получить раз в двадцать больше положенного!
С разных сторон послышались голоса:
— В словах Артыка есть правда, эй!
— Он правильно говорит!
— Какая тут правда? Ложь!
Мамедвели, протянув руку, успокоил толпу:
— Люди, не будьте легкомысленны! Благодарите бога, если сумеете освободиться от набора ценой урожая и скота. Был бы жив человек, а добро придет. Еще посеете — бог даст урожай, разбогатеете!
Стадо, прошедшее мимо, обдало пылью сидящих возле мечети. Покги Вала воспользовался тем, что разговор оборвался, и продолжал свой рассказ.
— Гюльджамал-хан шлет привет, — снова заговорил он, — всем родственникам, всему народу. Сказала: пусть не печалятся, пусть пребывают в молитвах.
Мамедвели тотчас же отозвался:
— Да сопутствует ей рука всемогущего!
— Сказала так, — продолжал Покги: — Если, дескать, можно будет что-либо сделать деньгами, то их достаточно.
Артык не вытерпел и опять начал:
— Да, если с каждого аула по пять тысяч...
Но Покги перебил его:
— Тетушка Гюльджамал говорит: «Если и на этот раз сумею сделать народу добро, то у меня не останется неисполненных желаний». Она ездила к Куропаткину-генералу, говорила с ним. Тот будто сказал ей: «Ты можешь ехать к белому падишаху, никто не осмелится встать на твоем пути!»
Мамедвели опять вставил свое слово:
— Если аллах захочет оказать милость народу, он надоумит белого падишаха. Вот видите, и сам наместник царя сказал, что никто не преградит ей дорогу!
— Так вот, тетушка Гюльджамал, стало быть, поедет к царю. «Надежда есть, — говорит она. — До сих пор мои просьбы без внимания не оставались... Пусть, говорит, народ не волнуется, пусть исполняет все, что прикажет господин полковник. Даже если и людей будет требовать, — пусть дадут, у меня, говорит, хватит сил вернуть их оттуда, куда пошлют», — так она сказала.
Артык насмешливо произнес:
— Гм... ловко! Последнее вырвали изо рта, отдали Гюльджамал, а теперь и сам иди в кабалу!
— Эй, парень, ты бы хоть раз открыл рот для доброго слова! — прикрикнул на Артыка Халназар-бай и обратился ко всем: — Люди, вы слышали Покгими-раба, теперь послушайте, что я скажу. Сегодня я ездил к старшине. Бабахан-арчин велел передать: от генерал-губернатора пришел приказ полковнику, полковник через полостных передал его старшинам. В приказе говорится вот что: кто будет мутить народ, распространять всякие ложные слухи, призывать к неповиновению царскому указу, тот будет наказан, того заставят платить тысячу рублей штрафу или посадят на полгода в тюрьму.
Не обратив внимания на слова о наказании, все наперебой стали выкладывать, кто что слышал:
— Говорят, где-то в Джизаке напали на царскую власть...
— А железную дорогу будто всю перевернули и власть взяли в свои руки!
— Да и Гарры-Молла, который ездил на базар, рассказывал что-то похожее!
— Эй, послушайте, вот я слышал новость! Халлы разговаривал с одним приехавшим из Гургена. Тот рассказывал ему: «Тегеран и Тебриз будто захватил халиф Рума (То есть турецкий султан). Через Астрабад и Мазандеран он хочет прийти сюда. Йомуды, говорит, уже готовятся сесть на коней.
Мамедвели не знал, кого слушать, кому верить, какая весть полезней; он потерял все пути и тропинки и сидел, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Халназар, кашлянув для важности, нашел уместным сообщить самое важное из того, что он услышал от старшины:
— Послушайте-ка, люди! Старшина говорил мне еще про телеграмму, которую полковник будто бы получил от самого генерала. Говорил, будто в области Самарканд, особенно в Джизаке, расстреляно несколько тысяч человек, оказавших неповиновение воле царя. Имущество их уничтожено, дома сровняли с землей, и скот и земли отобраны. Эгу весть полковник велел распространить в народе. Пусть, говорит, ваши люди не заблуждаются, пусть не говорят потом: «Не слышали».