Решающий шаг
Шрифт:
— Хей, негодяй!
— Хей, собака!
Они стукнули друг друга кулаками. Один из пайщиков сказал:
— Вот это и есть то, о чем говорят: «Владелец джугары отрекся от джугары, а воробьи не ладят».
Артык, с отвращением смотревший на все происходящее, раздраженно ответил:
— Меня они уже оставили голодным. Пусть теперь хоть глотки перегрызут друг другу!
Толстый рыжий человек с красным лицом, уцепившись за ворот сына торговца, оторвал у него полрубашки. Сын торговца схватил рыжего за ворот чекменя, но не смог разорвать
— Пустите меня! Я заставлю его мать залиться слезами!
К Артыку подошел высокий худой старик с редкой бородой — Косе. Ему ничего не досталось от этого «дележа», и он стал жалобно умолять:
— Артык, ты, сынок, дай мне хоть эту соломку. Остальное... как-нибудь в будущий урожай...
В конце зимы Косе дал Артыку полудохлого барана. Ему причиталось десять батманов пшеницы, а «этой соломки», которую он просил, было не меньше шестидесяти больших мешков.
Артык хотел было ответить Косе, но тут примчался на коне Баллы. По тому, как он торопился, подстегивая коня, видно было, что он очень разгневан. Вслед за ним Мавы вел целый караван верблюдов, гремящих колокольцами.
Осадив коня, Баллы окинул взглядом людей, толпившихся на гумне, затем посмотрел на Артыка, который с безучастным видом сидел на соломе. Вытянув вперед ноги в стременах и откинувшись назад, Баллы важно спросил:
— Это что значит, Артык? Почему не известил меня?
Артык, даже не пошевельнувшись, спокойно бросил в ответ:
— А кого я извещал?
— Почему, не известив, начал делить?!
Артык горько улыбнулся и ничего не ответил.
— Где моя пшеница?
— Это ты спроси вон тех. Они сами делили здесь.
Рыжебородый, завязывая веревочкой чувал, проговорил с досадой:
— Да-а, те, что раньше приехали, тут насладились.
Баллы окончательно взбесился:
— Значит, мне никакого уважения?! — крикнул он, почти наезжая конем на омет.
— Как хочешь, так и считай!
— Брать — это можно, а отдавать — зад болит?
Артык вскочил:
— Ты не очень распускай язык!
— Так-то ты держишь слово?
— Никого я сюда не звал! Вы сами набежали, как жуки на навоз!
— Ах, вот как! Долгов не платишь, да еще обзываешь навозными жуками?
Артык спрыгнул с омета:
— Жука тронешь, он уползает, а вы...
Баллы, осадив коня, поднял камчу:
— Так я напомню тебе, негодяй, с кем ты разговариваешь! Я заставлю тебя продать сестру, но долг ты мне заплатишь!
Артык схватил вилы, воткнутые в солому, и пустил их в Баллы. Но тот хлестнул коня. Вилы, скользнув по крупу лошади, воткнулись в шею верблюда, на которого грузили пшеницу. Верблюд с ревом вскочил на ноги и шарахнулся в сторону. Рыжебородый вместе со своим чувалом брякнулся наземь. Другие верблюды встали на ноги и рванулись кто куда. В общей суматохе сына торговца сбили с ног, его не завязанные еще чувалы опрокинули, пшеница из них высыпалась. Не обращая ни на кого внимания, Артык подхватил вилы и бросился на Баллы, но тот уже скакал полем во весь опор.
Артык остановился. В голове у него стучало, сердце бешено колотилось. Он долго не мог прийти в себя.
«Навозные жуки» расползлись в разные стороны. Артык подошел к омету, сел и стал обуваться, искоса поглядывая на свой ток. Он был пуст. От всего урожая ему осталась лишь горсточка зерен, застрявших в чокаях. Артык вытряхнул их на землю: доля птиц...
Глава тридцатая
Во второй половине дня Ашир зашел в кибитку Мереда. Мама пила чай, облокотившись на большую подушку. Айна сидела за каким-то шитьем.
Ашир поприветствовал хозяйку:
— Как здоровье, тетушка Мама?
Мама приподнялась, пригладила волосы на висках.
— Слава богу. Проходи, садись, сынок.
— Спасибо, я пришел повидать дядю Мереда.
— Он поехал к сестре. Зачем он тебе?
Ашир опустился на корточки.
— Да вот дело какое: через день-два мы кончаем обмолот пшеницы. Не может ли он дать нам свою кобылку?
Мама чувствовала себя теперь богатой и стала более щедрой.
— Даст, сынок, — сказала она. — Отчего не дать, если никуда не поедет?
Разговаривая с Мамой, Ашир украдкой бросал взгляды в сторону Айны. Обычно жизнерадостная, она теперь была печальна. Щеки поблекли, веки припухли, как после бессонной ночи, живые черные глаза больше не излучали света.
Ашир, собственно, только затем и пришел, чтобы разведать самочувствие Айны, а если представится случай, переброситься с ней несколькими словами. Будто не замечая состояния Айны, Ашир стал шутить, но не смог заставить девушку улыбнуться. Однако ему нужно было хотя бы поймать взгляд, и он заговорил о том, что должно было больше всего волновать девушку.
— Да, говорят, вы выдаете дочь замуж?
— Верно, сынок, — тотчас отозвалась Мама. — Завтра той. Я дала знать твоей матери, пусть и она придет повеселиться у нас.
— Мать просила не сердиться на нее. Она очень хотела бы прийти, но дыни, арбузы гниют — она не может отлучиться с бахчи... Айну отдаете в дом Халназаров?
— Да, сынок, я решила отдать дочку в такое место, где ей будет хорошо. У Айны ни в чем не будет недостатка.
— Конечно. Разве останется у нее хоть одно неисполненное желание, когда она станет невесткою бая?
Сказав это, Ашир скосил глаза на Айну, — та ответила ему гневным взглядом. Глаза ее были влажны. Она отвернулась, и Ашир заметил, что плечи ее вздрагивают.
У Ашира не хватило сил оставаться дольше, и он поднялся. Хотя через соседку Айне уже дали знать, что в эту ночь Артык попытается бежать с ней, Аширу хотелось еще раз как-нибудь подтвердить это.
— Ну, тетушка Мама, будьте здоровы!
— Куда торопишься, сынок? Выпей чаю!
— Я этой ночью должен с товарищем караулить гумно. Он ждет меня.