Решающий шаг
Шрифт:
У Ашира потемнело в глазах. Он любил отца, и смерть его была страшным ударом. Но Ашир не потерял твердости духа.
Несмотря на позднее время, он решил в этот же день похоронить отца. Он купил у ахальцев, стоявших на бахчах, бязи. Соседи-старики обмыли тело Сахата Го-лака, надели на него саван. На кладбище, находившемся к северу от аула, Ашир вырыл могилу, и один из ахальцев, немного знавший грамоту, прочел заупокойную молитву.
Наступали сумерки. Тяжелая черная туча тихо плыла по синеватому вечернему небу. Люди старшины, выезжавшие в погоню за повстанцами, нигде не нашли Ар-тыка и, решив, что он ранен или убит, возвращались в аул. Похороны в этот поздний час вызвали у них подозрение, и они во весь опор поскакали на кладбище.
Заметив верховых, Ашир подумал, что они едут за ним. Но времени уже не оставалось на то, чтобы убежать или спрятаться. Крепко сжимая в руках лопату, он остался стоять на месте. Всадники, не обращая внимания на толпившихся вокруг могилы людей, хотели видеть того, кто лежит под только что насыпанным бугорком.
Могила была разрыта, саван с Сахата Голака сорван.
Это было такое надругательство над прахом отца, что Ашир дрожал от гнева. Ему захотелось разбить лопатой голову первому, подвернувшемуся под руку, вскочить на одного из коней и ускакать. Однако он понял сумасбродность своего намерения и постарался сдержать себя даже от резкого слова. Кое-что в этом насилии подействовало на него ободряюще: раз ищут Артыка, значит, его боевой товарищ не попал в плен, не умер.
Ашир провел ночь в тревоге. С восходом солнца его позвали к Халназар-баю. Ашир вспомнил, как бил плетью Баллы, и заколебался: «Идти ли?» Беспокоила не только угроза расправы, но и новая жеребьевка, которую проводил Халназар по аулу. Тем временем подъехал есаул с двумя верховыми. Они забрали Ашира и отвели к баю.
Халназар знал, что Ашир — друг Артыка, и решил натешиться местью всласть. Кибитку Ашира он присоединил к четырем кибиткам своих сватов и велел бросить жребий.
Жеребьевка шла на катышках верблюжьего помета. Вытянув по одному четыре катышка, Халназар каждый раз находил на них отметины.
— А это твой остался, — сказал он под конец и отбросил все катышки далеко в сторону. — Жребий выпал тебе, Ашир!
— Бай-ага, ты поступаешь неправильно, — запротестовал Ашир. — Покажи мой катышек.
Халназар грозно закричал на него:
— Весь аул верит мне! Кто ты такой, чтобы подозревать меня в обмане?
— Я верю своему жребию.
— Замолчи, сын свиньи!
— От свиньи слышу!
В это время подбежал Баллы и, размахнувшись, ударил Ашира по затылку:
— Вот тебе жребий!
Оглушенный ударом, Ашир пошатнулся. Он сжал кулаки, обернулся, но в тот же миг от новой оплеухи у него посыпались искры из глаз. Не помня себя от гнева, Ашир изо всей силы ударил Баллы кулаком по лицу. Тот выплюнул выбитый зуб вместе с кровавой слюной. Тогда в драку вмешался Халназар и его сваты. Ашира били жестоко, вымещая всю злобу; он упал, теряя сознание.
На некоторое время его закопали в навозе. Когда он пришел в себя, ему не позволили сходить домой попрощаться с матерью, а прямо присоединили к рабочим, отправляемым в город.
Халназар ласково напутствовал Мавы и расщедрился:
— Ты не печалься, сынок, я обязательно тебя выручу. Если придется немного задержаться там, не стесняйся — трать деньги и живи в благополучии, дитя мое! — И он положил в карман Мавы пятьдесят рублей.
Это были первые деньги, полученные Мавы от бая, они показались ему огромными: если он будет тратить даже по пятидесяти копеек в день, ему хватит их на сто дней!
В свою очередь и Мехинли ласково шепнула ему:
— Иди здоровым, возвращайся крепким! Буду ждать тебя до самой смерти.
У Мавы размякло сердце, ослабла воля. Ноги, казалось, не сдвинутся с места. Ему стало вдруг невыносимо тяжело: ведь он хотел быть любимым сыном отца, ему обещана доля наследства, а выходило, что его выпроваживали из дому, и, может быть, обещанным он никогда не воспользуется. Однако уж ничего нельзя было поделать.
Нобат-бай нанял рабочего от пяти кибиток за две тысячи восемьсот рублей. Дейханин этот продал себя потому, что не мог расплатиться с долгами и в семье его ничего было есть. Нобат-бай заставил участников складчины продать ковры, коров, женские украшения, собрал таким образом тысячу пятьсот рублей и, не прибавив от себя ни копейки, спровадил нанятого, пообещав остальные деньги отдать семье.
Покги Вала надеялся на родственника, которого ждал из Ахала. Родственник этот приехал из лазарета после ранения в кратковременный отпуск, и Покги считал, что его семья уже выполняет воинскую повинность.
Дейханам не на кого и не на что было надеяться. Те из них, кому выпал жребий, уходили на тыловые работы, провожаемые рыданиями матерей, жен и детей.
Ашира никто не провожал. У него не было отца, который сказал бы ему напутственное слово. Мать не обнимала его и не проливала слез. Не провожала его и молодая жена, повиснув на шее. Избитый, он шагал по пыльной дороге, еле волоча ноги и беспокойно оглядываясь.
Мать Ашира слишком поздно узнала, что завербованные уходят в город. Бросив работу, она побежала догонять сына. Густая дорожная пыль покрыла ее с ног до головы; из угасших глаз капали слезы.
Увидев Халназара, она упала перед ним на колени:
— Бай-ага, прими в жертву мою жизнь, но освободи единственное дитя!
Халназар, не слушая ее, пошел к себе, поглаживая бороду. Старуха догнала его, ухватилась за полу халата:
— Заклинаю тебя, бай-ага, услышь мою мольбу! Отца вчера похоронили, пощади сына, сжалься!
Халназар свирепо нахмурил брови:
— Прочь, нечистая тварь! — Выдернув полу халата, он торопливо зашагал к своему ряду кибиток.
Старуха ткнулась лицом в песок. Потом встала и огляделась по сторонам:
— Где мой сын? Кто-то ответил ей:
— Их увели.
У старухи закружилась голова, она бессильно опустилась на землю и тут же, словно ее подтолкнули, вскочила на ноги — ее немолодые глаза разглядели толпу людей, удалявшихся из аула; они шли вдоль земляного вала арыка.