Республика - победительница
Шрифт:
ЗАВЫШЕННЫЕ ОЖИДАНИЯ
В пятидесятых годах в параллельном мире появились первые признаки кризиса. Международные кредиты, пускай и данные под низкий процент, нужно было выплачивать, не говоря уже про несчастную рассрочку за Мадагаскар. Государственный интервенционизм привел к тому, что Польше удалось в значительной степени сделаться промышленной, расширить инфраструктуру, но с другой стороны, подобная система тормозила предпринимательство снизу. Ожидания общества в отношении к реальной экономической ситуации, к тому же еще и искаженной пропагандой успеха, были слишком высокими, и несмотря на размещение части промышленного производства в провинции, село не было хорошо развитым, в города постоянно прибывало много людей, ищущих работу. Масштаб безработицы был гораздо ниже, чем до войны, заработки повысились, но недостаточно высоко. И случилось именно то, что часто случается в подобных ситуациях, ведь определенное улучшение бытовых условий порождает еще более высокие стремления. Аппетит растет по мере еды, и граждане начали требовать больше, чем Польша была в состоянии им дать. И существует ведь правило, что революции вспыхивают не тогда, когда нечего в кастрюлю положить, но тогда, когда становится чуточку полегче и получше.
Так что, все чаще стали происходить уличные протесты недовольных рабочих и безработных. Социализм, которого поляки не познали, для многих все так же счиался решением, потому на улицах вновь появились красные штурмовые бригады. Власть отреагировала именно так, как и следовало ожидать, то есть арестами левых активистов. Заслуженная Береза снова заполнилась.
К протестующим на сей раз присоединилась и либеральная оппозиция, требующая демократизации политической системы. И, что любопытно, президентский лагерь осудил эти протесты весьма умеренно.
Верховный Вождь уже знал, что идут тяжелые времена.
МЕЖДУМОРЬЕ РАСПАДАЕТСЯ
Альтернативная Республика не была в состоянии удержать сильный блок государств между Балтийским, Адриатическим и Черным морями. Уж слишком слабой была ее сила воздействия и – по причине усталости от внутренних и приграничных проблем – небольшая фактическая возможность предоставления союзникам возможной военной помощи. Чехи вместе с австрийцами установили более тесные связи с послегерманскими государствами и с Западом. Балтийские страны предпочитали сотрудничать, скорее, со Скандинавией, чем с совершенно непривлекательной Польшей. Объединенная с Варшавой в единую федерацию Словакия, успокоенная относительно стабильной международной ситуацией, начала чего-то там заикаться о независимости. Все так же с Польшей стратегически была связана Венгрия, у которой имелись собственные проблемы в регионе – она никак не могла потерпеть утраты Трансильвании и Воеводины, что приводило ее к конфликту с Румынией и Югославией. Действующий уже с какого-то времени трансатлантический союз установления безопасности ослаблял связи в Междуморье, и государства региона вернулись к классической политике взаимных "игр" и установлению региональных временных альянсов.
ГЛАВА VI
ЧТО БЫЛО БЫ С ТОЙ ПОЛЬШЕЙ?
Предполагая, что Польше были предоставлены гигантские кредиты, я выбрал наименее правдоподобный сценарий (хотя весьма серьезно об этом говорил Эугениуш Квятковский в цитированном выше высказывании) [77] . Ведь очень сложно решить, а было бы у англосаксов откуда наскрести столь большие средства, предоставленных Польше в виде кредитов. Но я предположил, что было откуда, и что денег этих хватило для реализации намерений и планов междувоенной Жечипосполиты. В этом альтернативном видении речь идет о попытке представить себе некую польскую мечту, которая – раз! – и исполнилась, о ситуации практически идеальной, которую Вторая Республика видела в собственных снах.
77
См. стр. 25.
Но подобное фантазирование не имеет смысла, если не поместить его в реальном контексте. И, если можно представить такую внешнюю ситуацию, в которой от Польши были бы отодвинуты смертельные для нее угрозы (погружающийся в маразме и коллапсе Советский Союз, политически разбитая Германия), то внутреннюю ситуацию в Польше так подрихтовать уже не удастся.
Причина добровольного предложения Польше союзниками столь гигантской помощи не сильно отличается, как я уже вспоминал, от той, что была предложена Джорджем Фридманом в книге Последующие 100 лет. Разве что это его видение было перенесено почти что на сто лет назад.. В футуристическом сценарии Фридмана Польшу должны подкрепить США для того, чтобы держать под шахом все более ассертивных и агрессивных русских. В сценарии, в котором коалиция их Франции, Великобритании и Польши громит Германию, причин для укрепления Польши даже больше: Европе необходимо защищаться не только от России в ее советском издании, но и перед возрождением германской мощи.
Но Фридман, как мне кажется, в своих рассуждениях делает весьма существенную ошибку. Дело в том, что он предполагает, что достаточно будет Польше подкинуть оружия и финансов, и откроется потенциал, достаточный, чтобы она стала самой настоящей державой.
Фридман, к примеру, предвидит, что после распада России и ослабления государственных структур Украины и Беларуси такая дополнительно вооруженная и финансово подкрепленная Польша вернется на Кресы и таким образом будет дополнительно укреплена.
Сложно, правда, представить это укрепление Польши, следующее из неожиданной потребности сопрячь гигантские территории Беларуси и Украины в свою хозяйственную, общественную, инфраструктурную и всякую иную систему. У Польши всегда были серьезные проблемы с освоением даже собственного пространства, что уже говорить об аннексии соседских территорий. Достаточно вспомнить, сколько проблем было с Заользьем. Или поехать на современные послегерманские западные земли, чтобы своими глазами увидеть цивилизационное поражение Польши на этих территориях, ведь Польша до сих пор не в состоянии справиться с тем, что оставили там немцы – и похоже, что уже нельзя валить вину за нынешнее положение вещей на сорок лет ПНР и чувство временности колонизаторов этих земель. ПНР ведь закончилась четверть века назад, а жители западных земель давно уже не боятся, что вернутся немцы и все у них отберут, потому и нет смысла в них вкладывать средства. Впрочем, отсутствия цивилизационного лейтмотива Польши более всего боятся в ее трагическом культурном пейзаже – в деревнях, выглядящих как соединение всего со всем, и городах, осваиваемых людьми, лишенными чувства непрерывности с теми, кто эти города создавал. Речь идет о том, что способ, каким поляки пользуются собственными городами, склоняет к размышлениям, что они совершенно не чувствуют и не понимают архитектуры и урбанистики. Это в чем-то походит на то, каким образом нынешние обитатели Туниса осваивали давние французские кварталы Туниса. И речь не идет только лишь о принадлежащих Польше постнемецких территориях. Четко видно, что современные поляки не ведут себя как непосредственные наследники даже тех, которые создавали польские города и в других, этнически польских регионах страны.
Огромное влияние на такое положение вещей, естественно, имеет влияние отсутствие еврейского городского населения и уничтожение огромного числа польских интеллигентов, то есть отрыв, как это часто определяется, "головы у народа". А еще социальное продвижение, социальный подъем селян, произошедший в ПНР. Селяне в прошлом, становясь новыми горожанами и переселяясь уже не только лишь в пригородные блочные кварталы, но и в городские центры, понятия не имели, как этими городскими удобствами и благами пользоваться. Не слишком-то справились, кстати, и в селах. Ведь деревня, до недавнего времени бедная и в большой степени деревянная, как только заметила возможность улучшения условий своей жизни, архитектурно не ссылалась архитектурно на местные образцы, как это происходит, к примеру, в Венгрии, и таким локальным образцом в Польше могла быть только лишь всеми презираемая деревянная хата. То есть, селяне начали строить то, что предложила им фантазия. Но вот это отсутствие архитектурного охвата – ведь никак не повредило бы вычертить хотя бы генеральные директивы сельской застройки – можно воспринимать как одно из проявлений отсутствия польской цивилизационной связности.
Ну да, спасенная Вторая Республика имела бы иную структуру, чем ПНР: в ней существовали бы помещики как класс, в ней проживали бы евреи, класс горожан только укреплялся бы, крепла бы интеллигенция. Огромное значение наверняка бы уделялось, как и перед войной, созданию польских региональных стилей – как архитектурных, так и орнаментальных. Культурный пейзаж выглядел бы совершенно иначе – но и не так уже сильно. В конце концов, ПНР тоже не пришельцы создавали, но те же самые люди, которые бы выстраивали Вторую Республику, если бы та выжила. Польские модернистские города эпохи ПНР тоже не строили пришельцы из других галактику, но "довоенные" поляки. А народ, который в них поселился, прибыл в них из таких же самых деревень, из которых они прибыли бы в них же в спасенной второй Республике. Понятное дело, что вплетающиеся в городское население селяне не доминировали бы городской пейзаж столь быстро, как это происходило в ПНР, но наплыв из деревень в города был бы и так силен, в особенности, если мы предполагаем мощное развитие польской промышленности. У этих новых горожан было бы от кого учиться пользованию городскими удобствами – но они были бы все так же теми же самыми людьми, с теми же самыми инстинктами, которые были присущи пришельцам в польские города времен ПНР. Помимо того, достаточно поглядеть на снимки довоенных польских городов, чтобы понять, что и у этих "учителей" была масса хлопот с поддержанием городского пейзажа в надлежащем состоянии, а так же почитать описания одичавших польских местечек и межвоенную прессу, плачущуюся о "западноевропейской мечте".
А если мы примем во внимание, что культурный пейзаж, создаваемый народом, является отражением его реального потенциала, тогда ьудет легко понять, что Польше предстояло много чего еще сделать на собственном "дворике". Ведь у нее не было достаточно иного собственного, привлекательного содержания, потенциала, который – в качестве державы – она могла бы нести за собственные границы. Поначалу, как кажется, ей следовало бы поработать над тем, чтобы прилично выстроить саму себя, чтобы не превратиться в оттоманскую Турцию или царскую Россию, в очередной колосс на глиняных ногах, который завоевывал других, мало чего имея в самой себе, чтобы, в конце концов, неизбежно рухнуть.