Ретроспект: Пепел
Шрифт:
Вишневский оказался крепче своего подчиненного, хотя рука открывающая дверь дрогнула. Гости прошли во внутрь и оказались в большом помещении, где вокруг круглого стола, на котором стояли подносы, были расставлены стулья по количеству прибывших. Стержнев, высокий, худой, словно живая иллюстрация своей фамилии, посмотрел на вошедших и, сверкнув благородной сединой, указал на стол:
– Рад вас приветствовать, садитесь. Ешьте и не отнекивайтесь – после прохождения «петли» пробуждается зверский голод. Поговорим за едой, я буду рад составить компанию, встаю рано, с первыми петухами, но еще не завтракал.
– Так уже ближе к вечеру – протянул Шуня, с подозрением уставившись на содержимое подноса.
– Время ученого не делится
Он первым присел к столу и с готовностью пододвинул к себе один из подносов.
– Уважаемый ...эээ – протянул Верес.
– Альберт Бенедиктович – Стержнев вопросительно посмотрел на разведчика и обвел глазами гостей.
– Не обижайтесь, Альберт Бенедиктович, но я сам люблю смотреть на еду, а не она должна смотреть на меня.
– Вот вы о чем – засмеялся Стержнев – это ракообразные. Их размеры потрясают, даже одним можно насытиться. Но, увы, в здешнем белке присутствуют мутагены и деактиватор их убирает. Шевеление это остаточное действие, у нас даже поговорка есть – если еда движется, ее можно есть.
Гости принялись за еду, которая была пресной, но вполне съедобной. Если не смотреть на страшное ее шевеление, то можно забыть что они на Агарти, а не на Земле. Звездочет тайком погоревал, что к ракам нету пива, но, подумав из чего бы оно могло здесь производится, бросил на Стержнева заинтересованный взгляд:
– Раки, рыба, если, конечно, это рыба - образцы местной биосферы. Но хлеб, простые пшеничные лепешки, откуда они? Это не сорная трава, чудом уцелевшая и виденная только в окрестностях города. Ведь остальное, один огромный пустырь, сплошное пепелище.
– Это земные образцы – Альберт Бенедиктович отложил салфетку – все простое имеет такое же простое объяснение. Во время фазового сдвига город, настоящий Севастополь, был почти полностью разрушен. Кое-где уцелели отдельные здания, деревья. Кто-то любил кормить птиц, и остатки зерна сохранились в карманах. Случайность, счастливая, величайшая случайность. Когда мы опомнились после приступа всеобщей паники, комитет, первым делом, произвел опись всего, что осталось от Земли. Горстка зерна была настоящим сокровищем, благодаря которому у нас есть хлеб, рис. Их не так много как бы хотелось, но хватает. Плантации занимают значительные площади, гидропоника и свет дают остальное. Требуется приложить только руки и усилия.
– Вы так просто обо всем этом говорите…
– Вы не видели, что происходило после перехода, потому все это кажется вам адом. Все познается в сравнении. Выживание - наша главная задача, исследование мира и поиск причин приведших к переходу – вторая, не менее важная.
– Альберт Бенедиктович – Верес обвел взглядом высокие алебастровые своды – но как вам удалось за столь короткий промежуток времени построить город? В то, что все это выдолблено в монолитной породе вручную, я не поверю.
– Вы уже заметили множество энергетических проявлений не известных на Земле. Не думаю, что это возможно даже в самых передовых лабораториях. Все дело в пространстве - его метрика слишком рознится с нашей, настолько, что сам факт нашего существования в здешних условиях абсурден до крайности, но мы живем. Наука крайне капризная особа, факты зачастую подтягиваются к голословной теории. По одной из них - дело в иринии, безопасном и неиссякаемом источнике энергии, из-за обладания которым здесь некогда произошла война, ведшаяся оружием, расщепляющим не только биологическую плоть, но сам ее энергетический эталон-первокод.
При этих словах Григорий, сидевший дальше всех и склонивший голову под заклепанным металлическими блестками капюшоном, вздрогнул, но никто кроме Доктора этого не заметил.
– Все это так, Альберт, но все не случайно, кроме случайностей.
– Петр Степанович, вы ли это? А я смотрю лицо вроде знакомое, сколько лет прошло, а я все помню тот дельфинарий.
– Много, Альберт, но прошлое вспомним потом, погодя. С глазу на глаз, если позволишь.
– Ах да, ириний – спохватился Альберт Бенедиктович – его открыли уцелевшие моряки с авианосца. Мы нашли их измученных голодом. Тогда бесформы еще не проснулись, и, минуя видимые глазу аномалии можно было ходить в относительной безопасности. Вишневский видел причину всех бед в ненавистных янки, которые, впрочем, не отрицали факт нападения, но к причинам фазового перехода были непричастны. Оружие пространственного смещения он не нашел, и убивать их не стал. Мы все оказались в одной лодке, все мы люди. Долгое время ненависть боролась с гласом рассудка и последний одержал победу. Как только мы отыскали и расселили уцелевших, я с моей группой обложился местными образцами и начал исследования. А исследовать было что – любой астроном не то, что руку, голову отдал бы на отсечение, за опровержение всех представлений о небесной механике.
– И что, во всем многотысячном населении не нашлось ни одного последователя Галилея?
– Нашлись. Как уже успел сообщить Меренков, основной критерий выживания при переходе - индекс духовности. Чем выше ее уровень, тем мощнее защитное поле генерируемое сознанием и наоборот – чем выше порог подсознательной агрессии, позволяющий наглецам доминировать на Земле, тем меньше вероятность уцелеть при фазовом переходе. Абсурдно, но это подтверждает социология и сравнение профессий, которое было проведено со списком уцелевших. Это не означает, что ученые духовны, а сантехники и грузчики – питекантропы, все дело в сознании. Но в большинстве профессия оказывает весомый отпечаток на менталитет. Итак, мы обнаружили, что планета начала свое вращение вокруг оси только с нашим появлением. Возможно, последним толчком был излишек энергии при нашем переходе, но это факт. Синергичность бушевавшей войны была столь сильна, что разбалансировала не только первокод жизни, но и сместила планетарную ось. Теперь здесь вечная осень, смены времен года очень незначительны. Вскоре натолкнулись минерал, который позже назвали слезами Агарти. Его структура была настолько сложна, что на ум поневоле приходили мысли об искусственном происхождении. Он обладал уникальнейшими характеристиками - твердость, неразрушимость, энергопоглощение. Но самым важным была способность к фокусировке. Когда выяснилось, что ириний является неисчерпаемым кладезем энергии, мы решили совместить его со слезами и прорвать временную перегородку домой!
– Лазер? – подал впервые голос Мистраль.
Стержнев встал и на стене напротив зажегся тусклый отработанный монитор с расплывчатым изображением какой-то схемы, сплошь исписанной формулами и уравнениями:
– Конечно, ведь наш переход был ничем иным, как роковым стечением обстоятельств, накладкой фаз и амплитуд. Но обо всем по порядку. Мы подключили слезы через световоды, благо мой прежний бункер НИИ «Прибрежный» был укомплектован всем необходимым, и результат превзошел ожидания. Луч получился сверхконцентрированным, самым совершенным рубиновым лазерам до данного пучка как черепаха до гепарда. При иных условиях он остался бы незамеченным, поскольку его неизменная длина 16 метров и частота в 24 герца не является чем-то особым, но в иной метрике Агарти мы получили невиданную мощь.
– Погодите, так Меренков стрелял в меня из пульсара, адреналину было больше чем вреда, и каким образом…
Верес двинул его ногой под стулом, и он прикусил язык, но Стержнев не обиделся:
– Секрет в структуре здешнего мира. Пучок пульсара деструктивен и разрушителен для материи Агарти, но безвреден для человека, поскольку данные частоты являются эталоном нашего энергетического кода.
– Хотите сказать, кто-то предусмотрел появление человека на Агарти и разложил артефакты на самом виду? Кто-то знающий о строении не только нашей энергетической основы, но и психологии?