Ретроспектива
Шрифт:
Я уже подошла к малышами, на этот раз подтягивая Эселину в середину.
— Не отказываю, но… детской нет здесь. А при детях не могу. Ежели девушку кликнешь, так она приглядит, а мы выйдем куда-нибудь…
— Куда-нибудь…? — он всё же натянул штаны.
— Куда-нибудь, и по-скоренькому…
— По-скоренькому? — очи его, так и норовят выскочить из орбит.
Я кивнула:
— Надолго без пригляду я одних их здесь не оставлю. Защита слабая на этих покоях, обычная.
Таланд кулачком схватил мою прядку и больно
Не поверила сама себе и ещё раз коснулась губами лба сына.
— Ффай… Файлирс… — позвала хриплым шёпотом, потому что голос меня подвёл. — Файлирс, у Таланда… у Таланда жар.
С того вечера дни смешались с ночами.
Никогда и никого я ещё так долго не лечила, стоило только вытянуть заразу из малыша, как ворочусь из уборной, потянусь силой к сыну, убедиться, что всё кончилось и вижу опять чёрные точки, что расползаются по его телу.
Эселину я не отпускала от себя. Пусть опасно, но не опасней чем там, с чужими людьми. Так мы и сидели в тех, других покоях.
Файлирс то приходил, то уходил. Что-то просил, уговаривал, но я его даже не слушала. Всё, о чём я могла думать, только о том, что мой ребёнок, который даже на ножки стать ещё не сумел, может меня покинуть.
Неужто может такое быть, чтобы я спасла столько жизней, но не смогу спасти жизнь своего сыночка…
Нынче король опять пришёл. Чуть не силой заставил меня оторваться от Таланда, да поесть.
— А в ведьмовстве твоём, ничего нет такого… — он дождался, пока тарелка моя окажется пуста, только тогда заговорил.
— Всё, что и помыслить можно я уже испробовала. Только уйдёт, и снова приходит.
Он взял меня на руки, усадил к себе на колени.
— Ты видала проклятья когда-либо?
— Ты думаешь… — я вынырнула из его шеи, в которую тыкалась носом.
— Я думаю, что это не похоже ни на что. Ни к кому из твоих пациентов чума мгновенно не возвращалась, окромя нашего сына…
Поначалу я схватилась за эту мысль, как утопленник хватается за обрыв. Не столько, что приглянулась она мне, сколько от того, что она дала шанс подумать о чём-то окромя того, что ещё испробовать в лечении. Несколько суток к ряду думать лишь об одном… недолго и свихнуться.
Глянула в колыбели — спят мои крошки. Как две капельки похожие, коли не знать, что у Эселины маленько волосёнки темнее, чем у Таланда.
— Я не видала никогда проклятья… — скинула с себя его руки, вскочила на ноги, чтобы легче думалось, — читать о таком мне негде было, но если вдуматься в природу… — подошла к окну, распахнула тяжёлые створки. Утро, оказывается, нынче. — проклинают и привораживают на что-то. Вещь какая-то нужна… или части тела, кого проклинают, их к вольту приобщают… но чтоб чумой… как чумой проклясть можно?
Уставилась в его глаза. Уставшие, тени под ними залегли… Бедный мой, такой груз один ты на себе
— Ежели это проклятье, как разрушить его? — Файлирсу тоже не сидится на месте. Подошёл, стал у окна со мной рядом.
— Уничтожить предмет, на который прокляли. То куколка обычно, когда волосы, к примеру, берут, или какая-то личная вещь.
— А личная вещь младенца…
— Да хоть тряпица любая, коей хоть раз утирали его… что иголку в стоге сена искать такое. Но чумой…
— Будем искать. Другого всё равно ничего не сделать, а делать что-то надобно… — он уставился на собор, что аккурат супротив дворца стоит, — вернись в спальню, Эля… — начал вновь, не глядя на меня.
— Вернусь, когда сын выздоровеет, — обняла его руку, — там людей больно много, а у него чума. Вот поправится, тогда и вернёмся.
— Ты меня будто наказываешь, — всё так же на меня не глядит. — Хуже того, я и сам виноватым себя чувствую, а за что, не понимаю.
— Я только об одном прошу: хотя бы сейчас, пока Таланд занемог, сделай так, чтобы королеву твою я не видела. Бодаться и с ней и с болезнью я не сдюжу.
Он коротко кивнул, а после спросил, немного подумав:
— Ты думаешь, это она?
Пришло моё время обдумать, что хочу сказать:
— Не знаю. Правда, не знаю. Мелкие пакости, то понятно мне, она вдова при живом муже, тому я причина. Но грех такой… не просто убийство, а младенца. Детоубийства Земля не прощает. А это, — я сглотнула, набираясь сил, чтобы молвить такое вслух, — коли Таланда прокляли, то это и есть убийство. Потому как, если не придумаю ничего, если в следующий раз задержусь с тобой беседуя, то могу и не успеть помножившуюся заразу вытянуть.
глава 26
И вновь, чёрная россыпь перед глазами, которую я вычерпываю силовым ковшом.
Сколько их таких было, сколько ещё будет… Малыш мой, измученный болезнью, постоянно спит, словно даёт мне налюбоваться собой, каждую чёрточку запомнить. Только, коли выйдет так, что я не справлюсь, мне всё равно не забыть.
Снова вошёл Файлирс, тихо и беззвучно.
— Забери Эселину, — одной рукой я дочку у груди держала, а другой жар у Таланда снимала. — Уснула, осторожнее. Снова пылает…
Файлирс уложил малышку.
— Сэсилия просит войти…
Какая-такая Сэсилия?
— Королева, — он понял мой молчаливый вопрос. — Отбывает в монастырь… что? Она королева, пусть молится за благо своей страны. Прощения хочет попросить за свои проделки.
— Я не хочу, — не просто не хочу. Как представлю, что она сейчас сюда войдёт, вся такая величественная, и я, нечёсанная столько дней.
— Как скажешь, — поцеловал меня в волосы и вышел.
Не успела дверь за ним захлопнуться, как послышался шум и крики.