Реверанс со скальпелем в руке
Шрифт:
– Каждый из них привнес в медицину свое… - осторожно ступала я по минному полю, - Парацельс был мистиком, философом и лечил, конечно, но и заблуждался тоже… как может каждый. Остальные два, кажется, были скорее анатомами, чем лечащими врачами.
– И вы можете сказать, в чем есть заблуждение Парацельса? – чуть склонился он ко мне.
– Он стал первым, кто использовал для лечения золото, сурьму и ртуть. Я мало о нем знаю… русская медицина зиждется на восточных основах… - повторила я опять, - что касается хирургии и методик. А их снадобья – результат векового отбора гениальных
– И в чем они не согласны с Парацельсом?
– Сурьма и ртуть – смертельный яд даже в малых дозах, а золото просто не лечит. Мышьяк тоже яд, но допустимо... зависит от дозировки. Здесь им, кажется, лечат сифилис… как с этим обстоит дело в войсках? – замерла я, ожидая ответа.
То, что мы до сих пор говорили вот так – стоя, было поганым знаком. Мне так казалось. Существуют элементарные условности этикета… их машинально придерживался даже люто ненавидящий меня дю Белли. То-есть - есть этикет. И есть… пускай и слегка помятая, но все-таки дама в шляпе с пером, а мы так и продолжали стоять возле стола, на проходе. Я оглянулась вокруг, намекая на приличия.
Доктор неопределенно хмыкнул и пристально, будто раздумывая, уставился на мою руку. И неожиданно склонился, притянув её и на миг прижавшись к моим пальцам сухими губами. Знатным дамам так и целуют, но не называя их перед этим бабами. Так что дело не в этикете, похоже все-таки плевать ему на него. Дело в другом – я таки сумела с ходу заинтересовать его или даже удивить.
А дальше будет трудно… дрогнули мои губы в ответной улыбке. Я помнила имена и связанную с ними информацию… но только то, что когда-то показалось интересным, запало в память еще с лекций по истории медицины. Мало помнила… а что-то смыслила только в хирургии, да и то – современной.
– Прошу присесть…
– Обращайтесь просто - Мари, - благодарно кивнула я.
– Жак Дешам.
Присели мы на длинную деревянную лавку. Он задумчиво рассматривал меня, а я – помещение. Утоптанный земляной пол, большое пространство, два длинных стола рядом. В углу сундук с ровной крышкой, на нем пара футляров. Ширма в виде занавеси, из-за нее выглядывает край грубо сколоченной из досок кровати. И еще одной.
– Лазарет… а когда настанут холода? – не понимала я.
– С приходом осенних дождей полк вернется на зимние квартиры.
– А-а-а… действительно, - тупила я, - ну…
«Мы что ж – на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки…?» - четко проявилось в голове лермонтовской вязью. И будто родная теплая рука подхватила, поддерживая и давая уверенность.
– Гаррель говорил – вы хотели, чтобы я экзаменовал вас? В чем?
– Хирургия, - все-таки дрогнул мой голос, а он это заметил.
– Есть еще что-то важное? Вы хотите спросить?
– Просить… Я хотела бы поработать у вас хотя бы месяц… без платы! Только за еду и кров, – поспешила я заверить его, - пусть это будет мой испытательный срок. Не хочу зависеть от военных и, если можно, имела бы дело только с вами. И жить, если можно, тоже здесь – в лазарете... помогать. Мы могли бы говорить, обмениваться знаниями… - запнулась я, - не стоит
– Вы спрашивали о сифилисе, - щурился он.
– Да. Почти ничего о нем не знаю, но слышала, что это настоящая беда. Любопытно… но не к спеху. Что вы решили?
Он отвернулся, оперся локтями о колени и замер, подперев руками голову. Смотрел в землю и думал. Я решила дожать:
– Я вдова, замуж не стремлюсь, мужчинами не интересуюсь – совсем.
Мне достался быстрый веселый взгляд.
– А они вами, мадам?
– А это неважно, хотя и тут не стоит ждать большого интереса. Господь не обидел меня, но и не наградил внешностью. Приданого нет. И характер мерзкий – я упряма и зла, - потянула я из складок юбки скальпель и сразу же аккуратно убрала его обратно.
– Гаррель так не сказал бы… - протянул мужчина, улыбаясь: - Он, можно сказать, очарован вами. Вы непонятны мне, мадам… даже тем, как говорите, а сложностей хватает и без вас, - вздохнул он, - нужно думать.
– Я знаю чего хочу, уверена в этом, - постаралась я объяснить наглое, наверное, на его взгляд поведение совсем молодой еще Маритт.
– Вы слишком уверены.
– Я многое пережила. Не самое лучшее детство и замужество тоже.
– Диплом – фикция? – уточнил он.
– Диплом был. И медицинская школа тоже. Мсье Дешам, думайте быстрее – я больше суток ничего не ела. Но главное – мне нужно помыться и переодеться в подходящую одежду… как у монашки, - улыбнулась я, вспомнив сержанта.
– Даже так… - продолжал он думать, - здесь нет для вас условий. И не будет.
– Ерунда – будут, если их создам я сама. Мне нужен кусок парусины, чтобы обтянуть три молодых деревца возле того входа. И ведро теплой воды, а лучше – два. Ну решайтесь же, я уже сегодня обещаю вам незабываемый вечер у костра… зовите и Гарреля тоже. Это будут настоящие откровения из древних… сибирских книг.
– Я от корки до корки изучил «Канон врачебной науки», что нового вы можете мне сказать? – пожал широкими худыми плечами мужчина.
– Ибн Сина? Мы только что говорили, что каждый из них что-то дал науке… Авиценна был уверен, что существуют невидимые переносчики болезней, а погода влияет на самочувствие. Я могу углубиться в эти темы. Жак…?
– Мари…? – кривовато улыбался он, - эта школа в Сибири?
– И не только… там они во многих местах.
– А дю Белли? Что скажут ваши родственники?
– Меня отпустили в свободное плаванье. У меня нет их поддержки и зависимости от этой семьи тоже больше нет. Я могу строить свою жизнь самостоятельно. Хотя бы попытаться. Не месяц… это я слишком замахнулась - признаю. Два дня… день… один вечер! Жак…? По рукам? – протянула я ему руку открытым мужским жестом. И широко улыбнулась, потому что…
С души вдруг рухнул камень!
Она пела и танцевала там внутри, трепыхалось что-то такое от восторга - необъяснимое, требуя выхода на волю! Последний раз в детстве так радовалась.