Реверанс со скальпелем в руке
Шрифт:
Я вспомнила про пенициллин!!! У меня будет лекарство от заразы! Получится вырастить его – сама здесь лишнего дня не останусь. А у меня получится.
– На мою голову… - шутливо простонал Дешам.
– Где-то я это уже слышала, - радостно трясла я его ладонь, - велите принести мои вещи, а мне дайте кусок парусины… мыло. А где взять воды?
– На мою голову…
Уже поздним вечером, оттершись жесткой ветошью с мылом до воспаленной кожи… Накормленная и с обрезанными до середины спины волосами… В одном из темных старушечьих платьев Маритт, белом фартуке до пят и такой же косынке по брови,
Когда мы ворошили палкой угли, сухие сучья уютно потрескивали, рассыпая искры… ветер совсем стих и зажглись звезды… От костра несло жаром, а спину по-ночному уже холодило .
Для меня была приготовлена одна из кроватей в лазарете. Через ширму от меня будет спать Дешам. Насилия с его стороны я не боялась – была необъяснимо уверена, что вызывала в нем не тот интерес. И собиралась поддерживать в нем это ощущение, пряча в себе женщину и давая видеть только то, чем заинтересовала его сегодня – интересного и полезного собеседника.
Пока что он видел во мне это. Но только пока...
Следующее хирургическое вмешательство, которое потребуется, станет моим экзаменом. И я собиралась подготовиться к нему на все сто.
А пока мы говорили… Спорили и даже смеялись, злились и доказывали друг другу. Уставали от споров или с чем-то соглашались и затихали, зачарованные игрой переливающихся алым оттенков в угасающих углях… Помолчав, снова поднимали больные темы.
Гаррель тоже расслабился. В рубахе и жилете, без мундира, высокой шапки и парика, он казался старше… все-таки седой. Те две нашивки на его рукаве означали выслугу в полных двадцать лет, а сколько их еще сверху? Он смеялся вместе со мной, поддерживал в спорах меня, следил через костер за мной внимательными темными глазами. Не очарован – нет. Я просто понравилась. Вся, как есть – поведение, слова, улыбки… это чувствуешь – когда человек симпатизирует. Мне он тоже нравился. И упрямый Дешам.
Я уже знала, что уходить, прощаясь с ними, будет тяжело. Сейчас и здесь для меня появился первый якорь, цепь или канат… которым я добровольно притягивала себя к этой реальности - друзья. Насколько настоящие – посмотрим. Впереди еще экзамен по хирургии.
Или же они узнают... Сейчас еще не знали, это было понятно.
Или зададут правильный вопрос, не ответить прямо на который я не смогу. И отвечу.
А еще я когда-нибудь столкнусь нос к носу с офицером… и узнаю его по запаху духов. Что дальше – думать не хотелось… не сейчас.
Сейчас мне было хорошо и спокойно. Тело тяжелело, слипались глаза и тихо угасал костер, а вместе с ним и разговор о возбудителях инфекций.
Глава 8
Эйфория от вечера продолжалась недолго. Я прожила первый, самый крепкий сон и будто толкнуло что…
Чувство опасности и даже страха нахлынуло и захлестнуло с головой. Безо всяких мыслей, без понимания причины. Проснулась окончательно и замерла – вспомнила… Я даже утром так не помнила, а тут… запах еще этот - так ярко. Тут у них мужские и женские духи практически не отличались – тяжелый и приторный запах дамасской розы вместе с корицей и ладаном чуть не доконал меня в дилижансе. Как потом оказалось,
В каморке, где мною грязно попользовались, пахло кедром, а не просто хвоей… терпко и свежо – дубом и нежно - жимолостью. Хороший, хотя и сильный запах, и я бы тоже от таких духов не отказалась - раньше. Почему сознание сейчас раскладывало все это по полочкам, уточняя для себя ингредиенты парфюма? Сон и ощущения наложились тогда друг на друга… Сейчас же, кроме запаха, я, казалось, помнила еще и настроение… нет – общее ощущение от того, что насильник вложил в половой акт – злость, нетерпение, раздражение. Грубо, небрежно… Прибой во сне был сильным и упорным, Шония целовал жестко...
За тонкой «стеной» из парусины громко храпел Дешам - звучало музыкой… Наверное, не раз еще я проснусь вот так – в холодном поту, и с облегчением услышу его рулады. Слишком для меня то, что случилось… подсознание еще долго будет настороже.
Сон ушел и благостное вечернее настроение следом. Сейчас понималось - все очень сложно и просто не будет. И не могло быть. На том постоялом дворе я перевязывала раненых, прокладывая между окровавленной тряпкой и раной тампон, сделанный из лоскута своей нижней юбки. Целый ворох их – белоснежных, вываренных в щелоке, Алэйн утоптала в один из моих баулов. Но даже батист, не говоря о тканях попроще, не годился, как перевязочный материал. Рана должна дышать, повязка должна быть воздухопроницаемой… На ум приходила только кисея. А они были перевязаны плотными тряпками.
Дезинфицирующие растворы… Чего проще – открыть готовую упаковку и использовать. А из чего их составлять здесь? Если вдруг придется мыть рану, особенно полостную? Кипяченая вода – понятно… Слабый раствор соли – да, но это пытка! Болевой шок и так…!
Анестезия, пожалуй, самый важный пункт. Смогу я оперировать орущего мужика, на груди и ногах которого висят два амбала, удерживающих его в нужном положении? Однозначно – нет. Не привыкла… тишину в нашей операционной разбавляли только металлический стук инструментов, писк приборов и негромкий, спокойный голос Шонии… Господи! Как же я хочу туда – к нему!
Ладно… Анестезии в полном смысле еще нет. И что теперь? Главным показателем хорошей работы хирурга лет двести-триста назад была скорость. Те же ампутации – самые частые операции в военно-полевой хирургии. Если пилить кость долго и без обезболивания, пациент умрет от болевого шока. Хотя и скорость не гарантия - дальше подключалась гангрена… настоящий прорыв в стерилизации наступил только в XIX веке.
Наверное, лекции по истории медицины следовало назвать занимательной медициной. В голове отложились одни перлы…
Настоящим рекордсменом-спринтером от хирургии был шотландец Роберт Листон – ампутировал ногу за две с половиной минуты. А чтобы освободить руки для пилы, зажимал окровавленный нож в зубах. Одна из его операций до сих пор ввергает в шок студентов-медиков всего мира - она прошла с 300% летальным исходом. Он ампутировал ногу пациента за те самые минуты (потом тот умер от гангрены), попутно откромсал пальцы ассистенту (тоже гангрена впоследствии) и задел ножом одежду одного из наблюдателей, который вообразил, что нож пропорол его насквозь и скончался от страха.