Ревет и стонет Днепр широкий

Смолич Юрий Корнеевич

— Симон Васильевич, я вас умоляю!.. Владимир Кириллович, прошу вас!..

Двух государственных деятелей, двух руководящих членов правительства, двух лидеров освобождении нации надо было примирить во что бы то ни стало — чтоб не поднимали хотя бы шума. Однако как же решить вопрос — и сам профессор Грушевский не знал. Посылать или не посылать?

Аргументы Петлюры были таковы: мир с немцами противоречит интересам Антанты, послать делегацию в Брест — сорвать дружбу с Францией и Англией, а это означает — потерять ожидаемое вот–вот признание Украинского государства французским и английским правительствами.

А это было справедливо.

Аргументация

Винниченко была иной: если не послать делегации, то Совет Народных Комиссаров сам заключит договор с Германией и под этим договором, объявив себя властью над всей федерацией, распишется и за Украину. И тогда все условия договора, все обязательства падут на Украину тоже, и мы должны будем выполнять их вместе с Россией, каковы бы они ни были, ибо, не будучи еще признано ни одной из мировых держав, Украинское государство не имеет юридического международного статуса.

— Без нас — нас женят! — вопил Владимир Кириллович. — Плакала тогда наша самостийность! Тю–тю!.. Не вырваться тогда нам из–под ярма московской империализма — все равно белого или красного!..

И это — соглашался Михаил Сергеевич — тоже было справедливо.

— А признание Францией и Англией? — кричал Симон Васильевич, — Тоже тю–тю?.. Так и останемся в кабале у Москвы, все равно — белой или красной!

Винниченко солидно возразил:

— Самый факт командировании на мирную конференцию особой украинской делегации послужит — перед всем миром — свидетельством обособленности украинских интересов, несогласии с большевистской Москвой и, таким образом, выражением наших самостийных, позиций!

Петлюра уперся.

— Наоборот! Именно отсутствие нашей делегации позволит нам не признать действительным договор, подписанный без нашего согласия, и, таким образом, даст нам возможность утвердить свои самостийные позиции!

Справедливы, по мнению Грушевского, были аргументы обоих — и Петлюры, и Винниченко. Что же делать?

Позвали Александра Шульгина, генерального секретаря межнациональных и международных дел.

Александр Яковлевич Шульгин явился с готовым предложением относительно состава делегации.

Он полагал, что делегации должна быть создана на паритетных началах — из представителей всех украинских партий, входящих в Центральную раду и имеющих в названии префикс «соц»: социал–революционеры, социал–демократы, социал–федералисты, социал–националисты, социал–самостийники.

— Значит вы за то, чтобы делегацию посылать? — воскликнули в один голос, но на разные голоса все трое: Грушевский, Винниченко, Петлюра.

— И лишиться признания Англии и Франции? — сразу же снова зарычал из своего угла Петлюра.

Александр Яковлевич сказал:

— Но… получить признание Германии и Австро–Венгрии.

— То есть как? — заинтересовался Михаил Сергеевич. — Откуда у вас такие… предположения?

Давнишней германофил, профессор Грушевский ничего бы не имел против, но… война ведь все–таки с Германией и Австро–Венгрией, а союзники — Франция и Англии.

Винниченко в своем углу, Петлюра в своем — тоже насторожились.

Шульгин снова, замялся. Вид у него был таинственный, как, впрочем, и надлежит дипломату, деятелю, выступающему на мировой арене. Петлюре даже показалось, что он больше похож на иезуита, нежели сам отец–иезуит Франц–Ксаверий Бонн: эта манера мяться, привычка потирать руки, точно с мороза, и лысина — как тонзура.

— Да не тяните же за душу, Александр Яковлевич! — взмолился Грушевский.

Шульгин помялся еще немного, потер руки и вымолвил:

— Руководитель австро–венгерской делегации в Бресте, его светлость граф Чернин высказал такое пожелание, чтобы делегация от УНР прибыла…

Грушевский, Винниченко и Петлюра смотрели на него, огорошенные.

— Присутствие нашей делегации на мирных переговорах содействовало бы, по мнению графа, подрыву авторитета делегации Совнаркома, и австро–германцы получили бы возможность действовать более решительно в своих домоганиях… — Шульгин поторопился разъяснить: — Ведь, понятное дело, Совнарком объявит, что он полномочен говорить от имени всей России, и вот вдруг являемся мы, представители чуть не четверти населения бвшей Российской империи, и заявляем свое… особое мнение… — Шульгин опять потер руки. — Граф Чернин гарантирует делегации УНР признание ее полномочий в переговорах и… естественно — соответствующее признание УНР правительствами стран австро–германского блока.

— Откуда это вам известно? — воскликнули все трое разом, в один голос, теперь уже без интонационных различий.

— Из Брести прибыли наши корреспонденты, господа Левицкий и Гасенко. Граф Чернин нашел способ передать это через них… конфиденциально…

Все переглянулись, ничего не понимая.

И больше всех удивлен был, конечно, Винниченко. Ведь твердость в отстаивании своей концепции — о необходимости посылки делегации в Брест — почерпнул он… у мистера Дженкинса, но время конфиденциальной беседы в загородном ресторанчике «Кинь грусть». Дипломатический представитель Соединенных Штатов Америки, настаивал на этом, аргументировал свою точку зрения точно так же, как — по словам Шульгина — аргументировал и… немецкий дипломат: участие делегации УНР ослабит позиции Совета Народных Комиссаров. Только немец видел в этом выгоду для себя, а американец доказывал, что это дает преимущества Антанте…

Винниченко, хотя и не отличался быстротой ума — в его жизни чаще получалось так, что он сперва делал, а потом уже обдумывал и приходил к выводу, что сделать надо было как раз наоборот: порок допустимый у писателя, ибо он еще будет править корректуру своего произведения, но губительный для политика, — сейчас все ж таки сообразил, в чем тайная причина домоганий консула Дженкинса. Совершенно очевидно: деятель американской дипломатии желал поражения… всех сторон — и большевиков, и военного противника — австро–германцев, но, одновременно, и союзников и войне, Франции и Англии — тоже. Он жаждал поражении для всех, чтобы самому… выйти над всеми победителем. Что ж, Владимир Кириллович не мог не признать остроумия и ловкости американской политики — в борьбе за мировое господство. «Ах, чертовы акулы империализма!» — не мог не воскликнут про себя еще раз Владимир Кириллович.

Шульгин потирал руки, мялся и наконец добавил:

— И граф Чернин рекомендует нам…. воспользоваться ультиматумом Совнаркома, объявить Украинское государство независимым…

И все опять уставились на него. И опять больше всех ошеломлен был Винниченко. Ведь мистер Дженкинс тоже рекомендовал провозгласить… независимость Украины. И обещал в этом случае признание от правительства США. Своих аргументов мистер Дженкинс и не скрывал: Соединенные Штаты Америки заинтересованы в раздроблении великой Российской державы, какая бы она ни была — революционная или контрреволюционная.