Революционер
Шрифт:
Вообще плац вышел на славу – по огромной территории ходили наши солдаты и подметали остатки асфальта, кто-то ползал с краской или ведром камешков, выкладывая на площадке разметку. Стоило вспомнить наше деление, вообще-то. Вроде бы у нас было двенадцать рот, и мы вместе что-то там составляли, вроде как часть или даже дивизию. Беда была лишь в том, что вообще-то мы были целой армией, и делить её следовало на дивизии, но дивизия в сто морд как-то раз показалась нашему командованию очень смешной идеей. Вот и получалась, что первая сухопутная мобильная армия (это вроде наше полное название) состояла из двенадцати рот – по роте в вагон.
Сейчас наши сержанты и старшины разрисовывали плацдарм для них, гоняя пару десятков рядовых по строевой подготовке, чтобы отметить размеры ширины и длины каждой секции, в которую должна была встать отдельная рота.
Я всё-таки решился помочь нашему инженеру с системой громкоговорителей. Что и говорить, Динозаврик был уникальным и совершенно незаменимым солдатом – он разбирался вообще во всей технике, кроме микроэлектроники, для которой был ботаник. Большинство колонок, которые он нашёл, были сломанными – у динамиков были рваные мембраны, иногда попадались такие, у которых диффузор не шевелился вовсе, но лис, вооружившись отвёрткой, тюбиком суперклея и какой-то проволокой, совершенно спокойно починил и заставил работать всю имеющуюся технику. Главный компонент системы – усилитель, был в полном порядке, но из-за его запредельной мощности тащить его пришлось вчетвером.
Как раз, как только Динозаврик щёлкнул выключателем и колонки мирно загудели, к нам присоединился шакал и осведомился нашими делами. Лис быстро показал и рассказал нашему генералу что происходит и как оно работает, оставив его в довольном расположении духа. Приказав динозаврику продолжать работать, он отвёл меня в сторонку.
– Сегодня вечером он прилетает. Завтра с утра – присяга, – заговорщицким тоном сказал он мне.
– И что?
– Не хочешь поприсутствовать на торжественном приёме?
Я скривил брови и покачал головой.
– Не, такого мне не надо. Лучше побуду здесь на вашей должности.
– Тоже верно, – он кивнул, – Глаз с них не спускай, каждый день да напортачат. И отрепетируйте пару раз построение, и слова. На всякий случай.
– Будет исполнено.
– Тогда ты за главного на всю армию, понял?
– Ещё как понял, товарищ генерал.
Шакал немного скривился, когда услышал своё новое звание, потом беспечно махнул лапой.
– Я пошёл. Вернусь завтра, буду вместе с ним.
– Командовать парадом тоже мне? – без особого энтузиазма спросил я. Чёрный пожал плечами и спросил у меня:
– А ты что, не справишься?
– Опыта нет, – резонно заметил я, – Что говорить не знаю.
– Говори по обстоятельствам и пафосно. Что-нибудь придумай, типа выходи, стройся, кланяйся. Читать клятву он скорее всего меня заставит, не посылать же мне его сразу. Ещё кого-нибудь на моё место найдёт, нам всем тогда крышка.
– Почему?
– Да мало ли почему. Я надеюсь нашим бойцам не безразлично чьим приказам они будут подчиняться.
– Я тоже на это надеюсь.
Шакал осмотрел меня.
– Кстати ты в чём собрался выступать?
– Броню, наверное, надену, она выглядит солидно.
– Хорошо хоть не в этом, – буркнул шакал, – Вот уж армия так армия – в джинсах и толстовках.
– Дёшево и сердито, ага.
– Слишком дёшево для единственных защитников самой большой в мире страны, – невесело сказал полковник, – У меня в купе есть две шинели, может они тебе будут чуть маловаты, но ты выдохни, может влезешь.
– Есть, – сказал я, отдавая честь.
– Да перестань, – шакал шлёпнул меня по локтю, – не время для этого.
– Хорошо, – только и ответил я, а шакал уже успел отвернуться и уйти от меня.
Я вернулся к Динозаврику и мы продолжили работать с ним. Через два часа вся площадка была готова к приёму тысячи двухсот морд к построению.
Вернувшись к составу, я поднял всех солдат почти что по тревоге, и велел одеваться в максимально уставную форму, и брать с собой оружие, кто какое имел. Сам же переоделся у полковника в его шинель – действительно нашёл две штуки, смог влезть только в одну и то с большим трудом и треском швов. Впрочем, я кое-как застегнулся, попытался в ней пошевелится, сразу понял почему чёрный шакал не был таким подвижным, как все остальные – я с трудом поднимал в шинели лапу.
Где-то к полудню у нас все были готовы, у каждой роты стояли свои сержанты, все при оружии, при параде и вообще красивые. По военному распорядку ефрейторов поставили впереди каждой роты, остальных кое-как расставили по росту. На моей памяти это происходило наверное действительно первый раз, когда строилась по всей дисциплине вся армия – раньше гоняли только отдельно по ротам, иногда по десятку или два. Дисциплина у нас не то что хромала, и даже не на обе ноги – даже я, вроде как не особый приверженец старых армейских традиций, понимал что наша дисциплина давно рассекает на кресле-каталке без ног вообще. Солдаты постоянно переминались с лапы на лапу, покачивались, стояли многие кто как хотел, это уж не говоря о чеканке шага или строевой ходьбе. Сержанты тихо упирали морды в ладони, когда их солдаты пытались изобразить какой-то строевой шаг и через пару метров начинали сбиваться. Некоторые роты, конечно, быстро освоили строевой шаг, с ними мы попробовали выйти на плацдарм, но там возникла необходимость отработать поворот в строю и другие команды. Вот тут-то всё и накрылось медным тазиком. Как можно отработать повороты в строю, да ещё и при оружии? Ладно бы если у всех нас был бы стандартный образец вооружения, типа автомата Калашникова, но как можно говорить о каких-то стандартах, когда один стоял с гранатомётом, а рядом с ним – оборванец с поломанным обрезом? И лучше всего приходилось именно оборванцу с обрезом – тот, кто носил с собой тот же РПГ-9 должен был держать его постоянно на плече, а разворачиваясь, задевал длинной трубой сзадиидущего, да при том так, что не обошлось без одного сотрясения мозга. Это бурый постарался со своей волыной, сбил ею несчастного пса-дворнягу, тот прийти в себя пятнадцать минут не мог – уж больно резко и сильно развернулся лис на месте.
Репетировали весь день, а потом и всю ночь. Пользуясь своим новым званием, я загонял вообще всех, до такой степени, что некоторые не выдерживали такой нагрузки и выходили мне жаловаться. Любая такая попытка обрывалась моей фразой типа “никто не говорил, что будет легко, когда ты подписывал контракт с нашей армией”. Если не уставали физически, то морально я достал всех, даже Добба. Киборги пытались жаловаться мне на правах друзей, но я парой приказов посылал их обратно в строй, где всё начиналось по новой – выход строем, потом каждая рота поворачивает в нужном месте, где становится в свою клеточку. Сержанты то и дело рявкали на своих подопечных, крича им что чем раньше они научатся ходить хотя бы в ногу, тем раньше их отпустят спать. Но каждый раз кто-то сбивался, одна рота из двенадцати сбивалась с общего ритма и всем приходилось начинать сначала, и снова и снова и снова…
Наконец я сам не выдержал, и как только мы добились хотя бы удовлетворительного результата, махнул лапой и тихо сказал:
– Вольно, разойдись.
Поначалу никто не поверил в эти слова, но потом, когда первые самые смелые солдаты вышли из строя и я не стал их останавливать, все быстро рванули к поезду, где мирно заснули на своих койках. Я по наитию поднял правую лапу, чтобы посмотреть время, но не вспомнил, что никакого костюма на мне нет.
– Два часа ночи, товарищ полковник, – подсказал мне лис за моей спиной. Динозаврик – единственный, кому повезло не участвовать в этой канонаде, а проявить себя в творческом плане. Он строил для нашего президента новенькую трибуну и делал отвлекающий манёвр – ставил и вокруг неё колонки. Когда я поинтересовался зачем, он легко нашёл ответ – чтобы президент думал, будто вся система громкоговорителей работает на него, чтобы именно его голос был слышен на всю округу, а не наш. Я снова назвал лиса хитрым, но тот лишь устало улыбнулся. К нам подходили киборги и мои друзья.