Революционер
Шрифт:
Представители местной власти или может быть учёных, да в принципе неважно кого, повели нас какими-то окружными путями, мимо старых, заброшенных локомотивов и перекопанных рельс.
Сам вокзал представлял собой довольно удручающее зрелище: здание, которое должно было давным-давно развалится, но держалось исключительно на молитвах местных обитателей и продавцов. От былого великолепия не осталось и следа — два из четырёх крыльев самого здания обрушились, а из девятнадцати платформ осталось только три, из них одна под склад тех запчастей, которые собирали в окрестностях, чтобы ремонтировать поезда. Здесь же устроили небольшое депо — там стояли несколько вагонов и небольшая ремонтная мастерская. Наш машинист всю стоянку в Москве будет туда бегать — его поезд не единственный в России, но определённо самый большой и значимый.
Меня и двух бойцов повели в заброшенное, ненужное крыло здания вокзала. Даже несмотря на его «ненужность», его старались удержать от обвала не менее тщательно, чем единственную рабочую часть здания. Войдя внутрь, мы все увидели множество новых, самодельных колон, подпорки стен и многое другое.
Часть стены старого крыла была аккуратно разобрана, а вместо неё вставили довольно большие деревянные ворота. Под ними виднелись рельсы, которые уходили на улицу, а кончались в зале ожидания.
— Что это вы это место в ангар переделали? — поинтересовался доберман, но наши провожатые только пожали плечами — видимо, и сами знали не больше обычных курьеров. Просто их груз был не такой опасный и живой. Даже находиться в огромном, светлом зале было немного боязно — я ещё никогда не видел таких огромных помещений и откровенно думал, что потолок крайне ненадёжный. Выглядел он очень тяжёлым, и шансов на выживание при его обвале у нас было крайне мало. Но псы и сами явно торопились уйти из зала ожидания побыстрее — вскоре мы уже шли по тесному, уютному и надёжному коридорчику.
Хотя в нём тоже было немного не по себе — стены, наполовину выкрашенные в тёмно-синий цвет, а наполовину в жёлтый, резали глаза и оставляли после себя ощущение жуткого дискомфорта — одному лишь Доббу, который на половину был из метала, было плевать на всё. У меня ещё оставалось ощущение, что мы постоянно спускаемся.
Наконец появились первые двери. Окраска стен с жёлто-синей сменилась на нормальную, белую. Мы встретили ящера — в белом халате, с маской на морде и даже в шапочке. Зелёный, зыркнув на нас, скрылся в одной из дверей и там чем-то зашумел.
Но псы не обратили внимания на него — наконец-то мы пришли. Здесь, совсем рядом с вокзалом, оказывается, была довольно высокотехнологичная медицинская лаборатория — а это не могло не радовать. Постепенно мы дошли до центра — а точнее нас впустили в операционную, где оставили втроём.
Вообще, три грязных, не мытых и крайне лохматых солдата, оставленные в стерильно чистом, белом интерьере, на мой взгляд, смотрелись более чем комично. Я немного подустал, но отложить и даже поставить оружие на пол не смел — так всё было чисто. Ни один из моих коллег — тоже, хотя Добб явно заманался таскать свой гранатомёт в боевом положении. Только он захотел перевесить его на спину, как в операционную вошли два врача — тоже ящеры, все в белом и стерильном.
— Оружие на кушетку, ко мне в очередь, — проворчал один их них, натягивая на свои лапы латексные перчатки. Другой, очевидно, его помощник, бросился стелить на кушетку клеёнку.
Ящер, который командовал, открыл небольшой сундучок на полу — закрывался он на чисто символический ключ, который песец разломал бы без всякого труда. Там оказалось несколько шприцов, пачка таблеток и три капельницы — как раз на нас троих. Первым он взял довольно увесистый шприц, полный мутной желтоватой жидкости.
— Ну? — спросил он через повязочку, сняв колпачок с иглы.
Я попросил Добба пройти первым. Тот попросил терминатора, который, в свою очередь, сказал, что я, как старший по званию, должен идти первым.
— Стайка детсадовских девочек-целочек и то храбрее, — прошипел ящер через свою повязку.
Я что есть силы шикнул на добермана через сжатые зубы. Песец зарычал, а Доберман оскалился на него.
— Старший по званию пойдёт последним! — рявкнул я, показывая пальцем на доктора. Ящер усмехнулся, хлопнув себя по лбу.
Доберман рыкнул на меня, выражая своё негодование, и подошёл к врачу. Не церемонясь, ящер хлопнул пса по спине — доберман выдержал это стойко как никогда.
— Железный? — спросил доктор.
— Кто железный?
— Позвоночник твой!
— Так точно.
— Киборг?
— Так точно, — отвечал доберман без лишнего энтузиазма.
— Модель?
— Д-тысяча.
— Ага, понятно. Заголяй, — велел ящер, похлопав добермана по заднице.
Мы с Терминатором не выдержали, прыснув в кулаки. Пёс, казалось, готов был покраснеть.
— А по-другому никак? — спросил он.
— Модель твоя достаточно поздняя — у тебя всё естественным путём, — сказал ящер.
Сжав зубы от злости, пёс скривился, расстёгивая ремень и чуть-чуть приспуская армейские камуфлированные штаны. Ящер на это посмотрел, сидя на своём кресле и нетерпеливо сжимая шприц.
— Чё ты мнёшься как девочка-целочка?!
Доберман приспустил штаны ещё и зажмурился.
— И это — лучшие? Да я таких лучших косторезом порубаю… — посетовал он, вводя толстую иглу под шерсть доберману. Добб сжался, заскулил немного, но явно в шутку. Не знаю, чем можно напугать пса, который гвоздём вынимал из своей руки пулю, и уж тем более, как ему сделать больно. Доктор ввёл всё содержимое внутрь и отложил шприц в отработку.
— Вот… И не вздумай лизаться, псина ты шелудивая… — напутствовал доктор, ещё раз похлопав добермана чуть ниже его короткого хвоста, — Следующий! Ты никуда не уходи, ещё не всё…
Я кивнул песцу, чтобы тот шёл к доктору. После того, как мы узнали, что нас ждёт, терминатор подошёл к доктору вполне уверенно.
— У тебя что железное? — спросил ящер, готовя следующий шприц.
— Экзоскелет модели Э-600 внешний, — бодро, как на параде, ответил песец.
— Ага. Ты тоже заголяй, — усмехнулся врач.