Рейдер
Шрифт:
В первый раз я попал в эту гостиницу без своего багажа. Судовладелец пожалел деньги на прямой рейс Москва-Каир, поэтому летел я с пересадкой в Праге. Между рейсами было чуть больше часа, а наш самолет опоздал на сорок минут. В итоге я успел найти свой рейс на Каир и попасть на борт, а мой багаж — нет. Агент — толстый араб с отдышкой — встретил меня в аэропорту и предложил за пять баксов провести без очереди. Я меня из головы вылетело, что все равно придется ждать багаж, поэтому щедро дал ему пятерку. Меня тут же провели мимо пограничников, которые по-быстрому шлепнули в паспорте штамп. Потом вместе со всеми пассажирами, без взятки прошедшими паспортный контроль, ждал свою дорожную сумку. Так и не дождался. Агент помог составить акт, сунул представителю аэропорта свою визитку, после чего посадил меня в такси до Суэца, оплаченное судовладельцем. В итоге, ожидая свое судно, я три
— Марихуана, — шутливо подтвердил я их подозрения, глядя в глаза старшему.
Общаясь с арабом, надо смотреть ему в глаза, особенно, когда отвечаешь на скользкий вопрос. Они оценивают не слова, а твое психологическое состояние, интуитивно принимая решение, верить тебе или нет. Если не смотришь в глаза при ответе, значит, что-то пытаешься скрыть, и потому веры тебе нет.
Как выглядит марихуана, каждый египтянин знает с детства, поэтому оба таможенника засмеялись. У стармеха познания в английском языке за рамками профессии были околонулевые, поэтому мне пришлось объяснять им, что такое народная медицина. Египетские таможенники никак не могли въехать.
— Так он лечит сам себя бесплатно, — наконец нашелся я.
Вот это они поняли и оставили сухую траву в покое. Больше ничего подозрительного в его чемодане не нашли, а у меня искать было нечего, что им со смехом рассказал агент. Мне сразу предложили чашку кофе или чая, но агент спешил, поэтому пришлось отказаться.
Дорожная сумка догнала меня на другом конце Суэцкого канала, в Порт-Саиде. Привез ее молодой помощник агента на лоцманском катере. Я послал матроса, чтобы забрал сумку, но молодой человек принес ее на мостик и, как и ожидал, получил в подарок блок сигарет «Мальборо». Суэцкий канал всячески оправдывал свое второе название Мальборо-канал.
В девятнадцатом веке задерживаться в Суэце не было смысла, поэтому мы сразу устремились на юго-восток, к Аравийскому морю. Погода стояла прекрасная — жаркая и сухая. С африканского берега легкий горячий солоноватый ветер приносил горьковатые запахи. Как мне сказал лоцман, пиратов в этих водах почти нет, по крайней мере, такому большому пароходу, как мой, опасности не представляют, нападают только на местных рыбаков. Османы в свое время вывели морских работников ножа и топора в Красном море и не только. Тоталитарные государства предпочитают грабить сами, без конкурентов.
Пролив с таким приятным для русского уха названием Баб-эль-Мандебский делится островом Перим, издали похожим на половинку большущего желтовато-коричневого яйца, положенного поперек пролива, на две части: одна, примыкающая к Африке, шириной около десяти миль и под названием Большой пролив и вторая, примыкающая к Азии, шириной примерно полторы мили и под названием пролив Александра. Я, конечно, выбрал второй. Не потому, что носит мое имя. В Большом проливе есть группа островов Семь Братьев, а рядом с ними много подводных рифов, на которых постоянно гибнут суда. Местоположение рифов я не помнил, а на нынешних картах их нет. Со стороны Азии пролив Александра ограничивается мысом Баб-эль-Мандеб высотой метров двести пятьдесят, давшем название всему проливу. У материка торчит из воды скала Рыбаков, которая еще больше сужает пролив, но все равно он безопаснее. На острове Перим, голом и безводном, появились было пираты, нападавшие на малые суда, но сейчас на нем оборудовали военную базу англичане. После постройки Суэцкого канала Баб-эль-Мандебский пролив приобрел стратегическое значение. Воду и продукты им возят из Адена.
В будущем я заходил пару раз в порт Аден и несколько раз бункеровался на рейде. Помню, что там должен был получить замену молодой второй механик, голландец, но отказался, заявив, что порт неконвенционный, то есть, у европейца могут возникнуть проблемы с властями. Он потребовал сменщика в Афинах, куда мы должны были грузиться, продлив себе контракт почти на месяц, что для голландца можно считать подвигом. Они на неделю задержатся — и уже истерика. Я решил, что голландец не мог удивить местные власти любовью к марихуане. Скорее всего, побоялся, что в Йемене постоянно убивают иностранцев. Особенно любят западноевропейцев. В день нашего прихода в порт как раз взорвали очередную партию туристов. Причина оказалась банальнее. Второй механик боялся, что в аэропорту могут проверить ноутбук и другие электронные носители и, если найдут там порнографию, посадить в тюрьму. Удалить порнографию ему то ли в голову не пришло, то ли рука не поднялась, наверное, левая, потому что был левшой.
Мы вошли в пролив Александра во второй половине дня, ближе к вечеру. Солнце светило ярко, небо было чистое. Ничего не предвещало беду. Я вышел на левое крыло мостика — и увидел, что с азиатского берега на нас движется высоченная стена желтоватой пыли. Это была песчаная буря. Местные называют их шарав.
Я нарвался на одну на рейде оманского порта Маскат. Стояли на якоре, ждали очередь на выгрузку, когда диспетчер объявил, что в ближайший час ожидается шарав. Смотрю, соседние суда стали выбирать якоря и уходить в море, как обычно делают перед сильным штормом. Думал, боятся, что сильный ветер сорвет с якорей. Послал боцмана потравить еще якорь-цепь и проверить, чтобы задраили все иллюминаторы и двери. Бурю принес более холодный ветер, которому я даже обрадовался. Видимость упала до нескольких десятков метров, но дуло не сильно, так что я пошел в каюту отдыхать. Разбудил меня звонок вахтенного второго помощника, доложившего, что оба локатора вышли из строя. Позже выяснилось, что антенны забило пылью. Ей же забило еще много чего, но остальное было не так важно. На рейде выход из строя локаторов был не опасен, а в порту их быстро починили. Местные специалисты не впервой решали такую проблему.
На вторую в своей жизни песчаную бурю я смотрел с опаской, прикидывая, чем она может навредить моему пароходу. Локаторов у нас нет. Палубные механизмы под чехлами, по-походному. Нанесет песка в помещения — уберем. Послал матроса, чтобы предупредил всех и проверил, закрыты ли иллюминаторы в моей каюте и местах общего пользования. Буря навалилась на нас мягко, словно укутывала заботливо. Песчинки застучали в иллюминаторы ходовой рубки. Видимость резко упала. Я с трудом мог разглядеть бак. Вроде бы больше никаких неприятностей шарав нам не принесла. Я даже решил не снижать скорость, чтобы поскорее выбраться из нее. Встал в правом углу у лобового иллюминатора, покрытого снаружи пылью, из-за чего мачты казались размытыми, и начал обдумывать, в какой порт заглянуть первым делом? Может, завернуть в Персидский залив и посмотреть, что там сейчас творится? Никак не мог привыкнуть от мысли, что там сейчас нет шейхов-миллиардеров.
О том, что что-то не так, я догадался только минут через двадцать. Штурвал поскрипывает, когда рулевой поворачивает его. «Катрин» на малой волне хорошо держит курс, подруливать надо редко, а сейчас матрос делал это слишком часто. Я присмотрелся и заметил, что он подруливает в одну сторону, влево, на бурю. Я подошел и посмотрел на магнитный компас. Курс рулевой держал правильный, но интуиция подсказывала мне, что магнитный курс слишком отличается от истинного. Или в этом районе очень большая магнитная девиация, или ее создала магнитная буря.
— Пошли помалу вправо, — приказал я рулевому.
Остров Перим, который был по правому борту, мы уже прошли, до Семи Братьев еще далеко, а вот по левому борту берег сравнительно близко.
И тут меня отбросило к лобовым иллюминатором, потому что пароход резко остановился. Затем я услышал резкий скрежет распарываемого железа. Всю свою жизнь боялся налететь на подводный риф. Видимо, напросился…
Я дал команду остановить оба двигателя, после чего объявил звонком общесудовую тревогу и вышел на левое крыло, чтобы глянуть, насколько серьезно влипли. В лицо мне словно швырнули горсть песка. Я закрыл заслезившиеся глаза, повернулся спиной к ветру, протер их. Судя по наклоненной вперед и осевшей глубже носовой половине парохода, распороло нас примерно до мидель-шпангоута. Точно сказать не могу, но, скорее всего, напоролись мы не днищем, а бортом, или и днищем и бортом, потому что воду набирали быстро, слишком быстро.