Рейдовый батальон
Шрифт:
– Через какое-то время завоешь, как волк на луну по ночам, – засмеялся Веронян. – Можно будет биться головой о стенку, выть, орать, материться, но все время сидеть безвылазно на одном и том же месте. Это как маленькая тюрьма.
Старшина говорил хрипло, с сильным армянским акцентом, и этот акцент почему-то особенно помогал ему сгущать краски и без того мрачной картины.
Ветишин непроизвольно передернул плечами, поежился и воскликнул:
– Ребята! Уже хочу к вам! На все согласен!
– Ха-ха-ха! –
– Лейтенант, принимай взвод, все будет хорошо, – улыбнулся техник роты Федарович. – Что не знаешь – объясним, чего не умеешь – научим.
– Но-но! Не портить мальчишку! – воскликнул Кавун. – Чему ты, «старик», и Голубев можете научить, я знаю.
– Ну какой же я старик? Мне всего-то тридцать шесть лет, – возмутился Федарович.
– Ну и что, тридцать шесть лет. Ты на себя в зеркало взгляни повнимательнее. По морщинам тебе все шестьдесят! Нужно меньше пить!
– Ну что вы с замполитом все время об одном и том же: меньше пить, меньше пить! Я тут, можно сказать, веду не жизнь, а монашеское существование. Ни водки, ни женщин.
– Тимофей! Тебе сколько же водки требуется? – ужаснулся я.
– Еще столько же, и желаю не по двадцать чеков. По сорок чеков – это вообще разорение. Хочу по шесть рублей, как дома.
– По сорок чеков – ухмыльнулся Иван. – Не бери, не ходи к бабам и работягам-спекулянтам ночью за горячительными напитками. А то так и вернешься домой без магнитофона и без дубленки. Джинсы купить будет не на что, только мелочь на презервативы останется.
– Да черт с ним, с магнитофоном, главное – домой живым вернуться, а не в «ящике». Страшно, вот и пью, чтоб успокоить нервы. У меня, между прочим, трое детей дома, а я тут с вами гнию заживо.
– Без нас ты бы уже давно окочурился! – рявкнул Кавун. – Я тебе скоро лечебно-трудовой профилакторий устрою. Получку буду изымать и отдам перед отъездом замполиту, а то скоро печень совсем откажет. Скажи спасибо, что пить мешаем!
– Ну, спасибо! Разрешите выйти, товарищ капитан?
– Иди!
И техник, красный как рак от злости, вышел из канцелярии.
– Обиделся на правду. Но ничего, критика полезна, пусть злится на себя. Тебя это, Голубев, тоже касается, хватит водку жрать по ночам! – продолжил возмущаться ротный.
– А когда ее пить, родимую? Днем нельзя, выходных нет, но после рейда стресс ведь необходимо снять. Придумали Постановление в Политбюро и правительстве, а люди должны страдать.
– Сизый! Ты тоже свободен. Иди во взвод к бойцам и прекрати пьянствовать. Все, шагай отсюда, да и вы все остальные.
– Лейтенант, тебе сколько лет? Ты такой юный, как первокурсник, – поинтересовался, присаживаясь на лавочку в беседке, Острогин.
Сергей действительно выглядел лет на восемнадцать. Розовый, как поросеночек, голубоглазый, русоволосый, кудрявый ангелочек!
– Ребята, что вы, мне на днях будет двадцать один год. Я давно совершеннолетний и вполне взрослый.
– Девчата знакомые, наверное, сохнут по твоим ясным глазам, – прохрипел прокуренным голосом Голубев. – Эх, где моя молодость?
– Сизый, тебе тридцать девять лет, а ты из себя корчишь древнего старика, – ухмыльнулся я.
– Откуда ты, Сергей, к нам попал? – поинтересовался Острогин.
– Из резерва ТуркВо, три месяца сидел в учебном центре. Нас там триста лейтенантов было, на случай непредвиденных обстоятельств. Вот и сейчас кого-то во втором батальоне убили, я вместо него.
– Не повезло парню, – вздохнул Острогин. – Ну что ж, пойдем в бытовку, кинешь там свои вещи, койку Корнилова займешь, пока его нет. Все взводные и техник живут там, а ротный и замы, как «белая кость», в общежитии. Ночевать придется всего два дня, потом уходим в рейд.
– Товарищи офицеры! Разрешите войти, порядок навести? – поинтересовался заглянувший солдат.
– Чего тебе, Колесников? Какие проблемы? – удивился Острогин.
– Прибраться хочу. Помыть пол и протереть пыль.
– А ты что, разве дневальный? По-моему, нет, – усомнился я. – Кто в наряде? Исаков, Алимов и Ташметов?
Ну-ка быстренько сюда Исакова!
В бытовку осторожно заглянул Исаков.
– Слюшаю.
– Дневальный, почему Колесо прибежал убираться в бытовке вместо тебя?
– Мне не полежено.
– Не понял, – приподнял удивленно брови Сергей. – Повтори!
– Не буду мыть пол. Ведро, тряпка – для женщин.
Острогин взял тряпку в руки, намочил в ведре, выжал и протер угол, потом протянул Исакову:
– Теперь твоя очередь!
– Нет, не буду! Я не женщина. Нет.
Острогин ткнул тряпкой в грудь дневальному.
– Солдат, выполняй приказ наводить порядок! Я тебе приказываю! Товарищ солдат, я вам приказываю наводить порядок.
– Не буду, это дело русских, я не буду ничего делать.
– Ну, толстомордый, сам виноват, – воскликнул Острогин. – Сейчас у меня похудеешь, я с тебя спесь собью.
Сергей сделал подсечку и повалил на пол узбека, сунул в его руки тряпку и принялся тереть ими пол. Солдат вырвался и принялся брыкаться и отбиваться, громко визжа и сильно лягаясь ногами. Ведро опрокинулось, и вода разлилась по бытовой комнате.
– Наводи порядок, Исаков, – предложил я. – Тебе же лучше будет, все равно заставим выполнить приказ.
– Нэ буду, гады, сволочи, «анайнский джалян», пидо…