Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
«Его Католическое Величество приказал Морскому министру, что, по воле Его Королевского Величества, флот под Вашей командой должен закончить свой ремонт со всей поспешностью и отплыть под Вашей командой из Картахены самое позднее к 1-му февраля, чтобы присоединиться к кораблям Его Католического Величества в Кадисе, каковые Вы также возьмете под свою команду. Приказы в Кадис посланы, гарантируя, что эти суда готовы к выходу в море. По Вашему прибытию в Кадис Вы сообщите о факте прибытия мне, держа Ваш флот в двенадцатичасовой готовности отплыть, и дальнейшие инструкции будут посланы Вам…»
1-го февраля — через два дня. И в Кадис — одну из самых больших естественных гаваней на Атлантическом побережье и главную морскую базу Испании! Там уже должно быть довольно много линейных кораблей. Как только к ним присоединился флот Кордовы, у Его Католического Величества будет какое-то задание для объединенной армады. Но какое?
Является ли этот поход частью большого плана совместного французско-испанского вторжения в Англию или, что более вероятно, в Ирландию? Отправятся ли суда, загрузив войска, из Кадиса, чтобы прорвать британскую блокаду Бреста и освободить французский флот, дабы объединенные флоты могли форсировать Канал и исполнить согласованный Францией и Испанией план, нацеленный на захват Великобритании? Это должно быть что-то столь же значительное, чтобы испанцы рискнули всем флотом. Они не забыли, что произошло в прошлый раз, когда они отправили против Англии свою Армаду…
У Рэймиджа мороз пошел по коже, когда он понял, что судьба Англии может — и, вероятно, будет — зависеть от того, как быстро сэр Джон Джервис получит копию приказа, который он только что прочитал в зловонной хижине садовника при свете полудюймового огарка свечи.
Проглядев остальные документы, он велел Стаффорду держать письмо, а сам вытащил пробку из крошечного пузырька с чернилами, вытащил из шляпы коротко обрезанное перо, разгладил листок бумаги, который принес специально для этой цели, и точно скопировал формулировки главного содержания приказа. Потом он снова свернул приказ, сложил его с письмами, касающимися канатов и пороха, и отдал связку Стаффорду.
— Спасибо. Возвращайся в гостиницу, когда положишь их обратно. Ладно, Джексон, задуй свечу и забери ее с собой.
Хотя наступил комендантский час, на улицах было слишком мало патрулей, чтобы следить за его соблюдением, и веревка, которую моряки украли на верфи, уже свисала из окна их комнаты, когда Рэймидж и Джексон достигли гостиницы, где несколько минут спустя к ним присоединился Стаффорд.
Лежа на кровати в темноте, Рэймидж с трудом сдерживал волнение: его знобило, хотя он и вспотел, взбираясь по веревке. Его план сработал отлично: в кармане у него была копия приказа Кордове. Но теперь он понял, что сделал еще одну ошибку. Он намеревался, как только узнает дату отплытия флота, украсть шебеку и отправиться в Гибралтар. Он должен был предположить, что не будет заранее назначенной даты; что приказ Кордове прибудет перед самым отплытием. Теперь что, черт возьми, он должен сделать? Сегодня 30-е января, и он может прийти в Гибралтар, зная только то, что испанцы, чтобы выполнить приказ, должны отплыть в течение двух дней — даже при том, что чрезвычайно сомнительно, что они будут готовы… даже учитывая, что испанская национальная привычка откладывать все на завтра и традиция их флота запаздывать с выходом в море делают дату, упомянутую в приказе короля, скорее оптимистически предполагаемой, чем точной календарной датой… Даже и тогда: что Кордова ответил Морскому министру? Что он может отплыть к тому времени или ориентируется на более позднюю дату?
Он сел, внезапно сообразив, что в этом нет никакой проблемы. Даже если он отправится за несколько дней до испанского флота, они могут легко настигнуть его, если он вдруг заштилеет или столкнется с сильными встречными ветрами, и так или иначе, вероятно, потребуется несколько дней, чтобы определить местонахождение сэра Джона Джервиса. Намного важнее, чтобы сэр Джон знал намерения испанского правительства, чем точную дату их исполнения.
— Джексон, — прошептал он, — оденься и скажи остальным, чтобы тоже одевались.
— Я не раздевался, сэр, — сказал Джексон, — но я разбужу остальных.
Он испытал приступ раздражения. Американец не знал, что написано в приказах Кордовы, но, казалось, какое-то шестой чувство подсказало ему, что должно произойти что-то чрезвычайное.
Матросы оделись быстро и собрались вокруг Рэймиджа, который прошептал:
— Мы отходим в Гибралтар немедленно. «Ла Провиденсиа» все еще стоит у причала, сейчас одиннадцать часов, и команда, вероятно, уже напилась. Мы должны взойти на борт и отплыть в абсолютной тишине. Если испанцы заподозрят что-то, нас потопят до того, как мы пройдем форт Санта-Анна. Используйте свои ножи: чтобы никто не вскрикнул. Мы уйдем отсюда по одному и спустимся к причалу. Не попадитесь патрулям. Встретимся у опоры, где старый рыбак чинит свои сети. И не забывайте: вокруг городской стены, не вздумайте идти через ворота! Когда я дам команду, все мы забираемся посередине судна: команда будет, вероятно, спать на корме, если они будут на борту вообще…
Двадцать минут спустя семь человек сидели около огромной опоры в тени городской стены; три мачты и длинные латинские реи «Ла Провиденсиа» были видны на расстоянии в несколько ярдов под непривычным углом — черные и голые на фоне южной стороны неба. Ветер — то, что от него осталось, — к счастью, дул с севера. Отойдя от причала и от высоких холмов позади, они найдут его более свежим, и благодаря холмам, окаймляющим гавань, ветер направит их к выходу. Он едва различал темную массу мыса Санта-Анна с левой стороны от него и мыса де Навидад с правой. Он должен миновать по крайней мере шесть батарей и два форта. Возможно, часовые будут дремать…
Он посмотрел в обе стороны вдоль причала и, видя, что никого нет в поле зрения, прошептал:
— Теперь!
Матросы скользили босиком через причал к шебеке, расходясь немного в стороны, чтобы взобраться на борт одновременно. Было абсолютно тихо, не считая монотонного кваканья лягушек, металлического гудения цикад и шелеста небольших волн у причала.
С метательным ножом в правой руке Рэймидж спокойно перебрался через фальшборт, ступая ногами в туфлях как можно мягче, и проследовал за остальными, крадущимся к кормовой части под нависающим квартердеком. Теперь ему было страшно: до сих пор он был слишком занят, чтобы думать об опасности. Теперь, подкрадываясь с кинжалом в руке, как наемный убийца, он вспоминал о беспечных днях в гостинице. Еще раз внезапная смерть сверяла с ним часы, и бой его сердца казался достаточно громким, чтобы разбудить испанцев.
Было почти ничего не видно, и существовала большая опасность, что его люди нападут друг на друга по ошибке. Когда нога внезапно коснулась чего-то мягкого, он сделал ножом выпад вниз и услышал глухой стук — руку болезненно тряхнуло, когда лезвие проткнуло матрац и вонзилось в палубу. Мгновение спустя он ударил еще дважды, каждый раз перемещаясь, но на матраце не было никого. Такой же глухой стук с левой стороны предупредил его, что кто-то из матросов сделал то же самое. Он двинулся дальше и, по мере того, как глаза привыкали к кромешной тьме, мог уже различать небольшие, более светлые квадраты с обеих сторон — орудийные порты. Другой матрац подвернулся ему под ноги, и снова он нанес удар вниз, но и на нем не было никого. Он миновал еще два порта и был рядом с последним, когда нашел еще один матрац — и снова нож вонзился в деревянную палубу. Матросы достигли кормовой части одновременно с ним. Через мгновение его ощупывающая рука коснулась фрамуги.
— Нашли кого-нибудь? — прошептал он.
Матросы ответили тоже шепотом. Матрацы есть, но нет никаких испанцев. Куда, черт их побери, они делись? Неужели внизу, в кубрике или на баке? Поспешно он приказал Фуллеру и Дженсену обыскать бак, а затем ждать у фок-мачты, Росси и Стаффорду обыскать кубрик, потом ждать у грот-мачты, а Макстону и Джексону отдать швартовы — бриз унесет шебеку в сторону от причала.
Рэймидж выбрался из-под квартердека, поднялся по трапу и поспешил на корму к румпелю, который поднимался над уровнем палубы прямо позади бизань-мачты. Несколько секунд спустя он услышал, как тяжелый канат плюхнулся в воду, и увидел, как человек забрался обратно на борт.