Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Уже в гостинице Джексон, дождавшись, пока они не останутся одни, спросил Рэймидж:
— Что-то не так, сэр? Вы стал белым как полотно, когда консул упомянул эту деревню — Св. Тит, не так ли?
— Она принадлежит моей семье, — сказал Рэймидж сухо. — Мой дом находится в следующей деревне. Очевидно, он уехал оттуда прежде, чем я родился. Но почему он уехал? Большинство людей уезжает второпях в Америку, потому что они имеют долги или совершили какое-то преступление. Долги обычно означают арендную плату. Арендная плата может вполне означать моего отца. Но…
Нет, арендная плата не означала его отца: низкая арендная плата в поместьях Рэймиджей вызывали недовольство соседей землевладельцев. Но Рэймиджи были богаты, и старый адмирал не видел смысла брать со своих арендаторов больше, чем требовалось для содержания их домов. Он всегда придерживался мысли, что не бывает плохих команд, а бывают плохие капитаны; и как землевладелец он жил по тому же принципу: нет плохих арендаторов, есть только плохие владельцы.
Джексон понял, что Рэймидж не собирается заканчивать предложение и сказал:
— У него, похоже, остались счастливые воспоминания о тех местах, сэр: церковные колокола, прогулки и утренний туман. Не чувствуется горечи. Если бы я уехал из-за какого-то хозяина или потому, что совершил преступление, я думаю, что вспоминал бы родину с горечью, а не так сентиментально.
Рэймидж понимал, что Джексон прав. Но так как американский консул в Картахене — воплощение нейтралитета, захочет ли он сделать что-то большее, чем оказать определенную законом помощь четырем мужчинам, утверждающим, что они являются гражданами Соединенных Штатов и желают возвратиться домой? Понятно, что они могут быть вполне уверенны, что он не сделает ничего, чтобы навредить им. И должен ли он признаться, что он сын графа — то есть сделать ставку в азартной игре, чтобы получить больше, рискуя не получить ничего?
Глава тринадцатая
На следующий день, пока Рэймидж прогуливался вдоль холмов, ограничивающих гавань, и рассматривал батареи, защищающие ее, его шесть моряков болтали, сидя возле причала, и незаметно для испанцев изучали шебеку «Ла Провиденсиа», покуда не обрели уверенность, что могут взойти на нее — или любую другую шебеку — в темноте и установить все паруса без малейшей задержки.
— Это не морской рангоут, — пришел к заключению Стаффорд. — Такое могли придумать чертовы мавры, но скажите мне: что будет с этими кривыми реями при внезапном шквале? Я скажу вам: они сломаются, как ротанговая трость главного старшины.
— Но у каждого есть шкот, привязанный к нижнему концу и другой у верхнего, — мягко возразил Джексон.
— Ага, — хихикнул Стаффорд, — они будут полезны, если ты захочешь вытащить их из воды, когда вся эта хрень опрокинется на бок.
— Но это очень быстрые суда, — прервал его Росси. — Самые быстрые. Именно поэтому мавританские пираты используют их.
— И именно поэтому мистер Рэймидж интересуется ими, Рося, — сказал Джексон. — Когда мы уйдем отсюда в Гибралтар, мы будем спешить.
— Если бы здесь не было испанского трехпалубника, который погонится за нами… — уныло добавил Фуллер.
Стаффорд засмеялся:
— Если они догонят нас, ты можешь взять шлюпку, отправиться к испанскому адмиралу с большой корзиной рыбы и сказать, что на самом деле мы просто хотели позабавиться с удочкой.
Фуллер проворчал что-то презрительно: он не мог всерьез тратить слова на человека, который так говорит о лове рыбы.
— Она достаточно быстра, — сказал датчанин. — И не слишком большая, чтобы управляться с ней.
— В этом суть, Свенсен, — сказал Джексон. — Вчетвером справимся, если понадобится.
— Когда мы поднимем паруса Джако? Сегодня вечером?
— Нет — по крайней мере, я так не думаю.
— Почему нет? Никакого смысла болтаться тут. Две недели в гостинице будут стоить нам жалованья за два года.
— О чем ты волнуешься? Ты сидишь тут, болтаешь, ты не стоишь на вахте, ты ляжешь спать сегодня вечером на кровати, уверенный, что тебя не разбудят, чтобы брать рифы, и не надо драить палубу завтра утром. И мистер Рэймидж оплатит тебе все это время.
— Мистер Рэймидж? О, ты имеешь в виду, что он здесь представляет Его Королевское Величество Короля Георга?
— Нет — мистер Рэймидж платит из своего собственного кармана.
— Но…
— Ты спрашивал его о жалованье, которое приостановят выплачивать, — продолжил Джексон. — Ты сказал, что слышал, что выплата приостанавливается с того дня, как мы попали в плен. Ну, он молчал какое-то время, пока не ответил. Я видел, что он слышал то же самое, но не знал наверняка. Но он тут же сказал: «Вы получите все до пенни: я прослежу за этим». Но я-то знаю, что выплата действительно приостанавливается. Так что фактически ты получил гарантию от мистера Рэймиджа, что он заплатит тебе.
— Бог ты мой! — воскликнул Стаффорд. — Почему ты не сказал ему?
— Никакого смысла, — сказал Джексон нетерпеливо. — Он все равно заплатит из собственного кармана.
— Откуда ты знаешь?
Прежде чем Джексон смог ответить, Фуллер сказал категорически:
— Потому что он — мистер Рэймидж, вот почему.
— Правильно, — сказал Росси. — Если он говорит, что заплатит, он заплатит.
Джексон внезапно спросил Стаффорда:
— Почему ты остался с ним? Ты не собирался, когда испанцы разбирались с иностранцами, не так ли? Ты считал что это твой шанс сказать до свидания Его Королевскому Величеству Королю Георгу, не так ли?
— Не «Королевскому Величеству», — поправил Фуллер. — Просто «Его Величеству».
— Ага, — Стаффорд проигнорировал Фуллер и признал: — Ага, поначалу я собирался оставить Его Королевское Величество Короля Георга.
— Но почему…
— Ну, позже это не казалось правильным, чтобы оставить мистера Рэймиджа, — сказал Стаффорд почти вызывающе. — А что насчет всех вас? Вы тоже собирались уйти — не ты, Джако, — добавил он поспешно, — но все остальные.