Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Шестеро моряков — трое с подлинными Протекциями, «доказывающими», что они американцы (но только один из них, Джексон, действительно был им); генуэзец, лояльность которого принадлежала республике Генуи (хотя Рэймидж помнил, что после завоевания французы переименовали ее почти сразу); датчанин, страна которого поддерживала осторожный нейтралитет — русский царь смотрел на нее с востока, а французы с юга; и наконец вест-индский парень. Хотя у него не было малейшей идеи, что он собирается делать, Рэймидж знал,
Билл Стаффорд, кокни с американской Протекцией, был одним из самых веселых в команде «Кэтлин». Со вздернутым носом, торчащим на круглой физиономии, коренастый, крепкого сложения, с походкой лондонского простака и при этом — изящные руки с тонкими пальцами. У него была привычка потирать большой палец об указательный, как бы проверяя качество какого-то материала.
— Чем ты занимался, прежде чем стал моряком?
— Слесарил, сэр.
— Работали над замками ночью или днем?
— Ха! — хохотнул Стаффорд. — Всегда при дневном свете сэр, ничего незаконного. Папаша держал слесарную мастерскую на Бридвелл-Лейн.
— Значит, ты был его учеником?
— Отец учил меня работе, сэр, но я не считался учеником. В том-то и проблема — вербовщики не могли бы меня взять, если бы мы подписали документы.
Так, думал Рэймидж, Билл Стаффорд — моряк просто потому, что он не подписал контракт, который сделал бы его учеником собственного отца, — законные ученики были освобождены от насильственной вербовки. Слесарь — что ж, возможно, это объясняет, какие у него руки. Хм.
— Скажи мне, Стаффорд, ты можешь взломать замок?
— Взломать замок, сэр?! — воскликнул тот с негодованием. — Сделать, взломать, починить — мне без разницы.
Генри Фуллер — высокий, угловатый мужчина, сидевший в неудобной позе на полу рядом со Стаффордом и напоминавший Рэймиджу омара, брошенного небрежно в угол, редко думал о чем-нибудь кроме рыбы: для него вид большой рыбины, плавающей вокруг судна и легко различимой в чистой воде Средиземного моря, был куда более заманчив, чем симпатичная девочка на причале или кружка пива в таверне.
Рэймидж знал от Саутвика, что когда корабль стоял в гавани, Фуллер регулярно просил разрешения ловить рыбу с бака, и часто слышали, как он ругает чаек или восторженно восклицает при виде рыбы. Фуллер редко говорил: с его длинным тонким телом, узким угловатым лицом, седыми колючими волосами и тонкогубым ртом, в котором осталось лишь несколько пожелтевших от табака зубов, растущих под разными углами, он сам, возможно, был всего лишь рыбой, гуляющей вдоль побережий Норфолка и Суффолка. Рэймидж не мог разобрать по его акценту, из которого из этих двух округов он происходил.
— Ты был раньше рыбаком, Фуллер?
— Да, сэр.
— И где?
— Родился в Матфорде, сэр; совсем рядом с Лоустофтом.
Лоустофт — один из самых больших рыбацких портов Англии, вход в него окруженный песчаными отмелями, которые меняют расположение после каждого шторма. Однако как рыбак Фуллер тоже должен был освобожден от мобилизации.
— Ты добровольно вызвался?
— Да, сэр. Проклятые французишки — каперы из Булони — украли мою лодку. Это было все, что я имел. Ненавижу их, сэр; они за просто так лишили меня рыбалки.
Рэймидж посмотрел затем на бледного, молодого человека с черными волосами приблизительно его собственного возраста, который приехал из Генуи. Привлекательный на свой особый, грубоватый манер, он начал толстеть — видимо, от обильной пищи на борту корабля Его Величества. Альберто Росси — он был рад, что запомнил имя, так как все остальные звали его «Росей», — говорил на терпимом английском языке и после Стаффорда был вторым самым веселым человеком на борту.
— Как генуэзец оказался в английском флоте?
— Я служу на французском капере, сэр. Английский фрегат делает абордаж. Капитан говорит: «Росси, парнишка, ты получишь очень немного еды и никакой платы в тюремной камере, так почему бы тебе не взять премию и записаться добровольцем, чтобы служить со мной?» Он объясняет, что премия — специальный подарок в пять фунтов от короля Англии, так что… — он пожал плечами.
— Разве ты не хочешь увидеть Геную снова?
Росси постучал по носу указательным пальцем, зная, что Рэймидж поймет его жест.
— Для меня, сэр, в Генуе нездоровый климат.
— Что ты делал, прежде чем стал капером?
— Мой отец имел долю в шхуне, сэр. Маленькую долю. Мои пять братьев и я — команда. Капитан — плохой человек: у него есть все остальные доли.
— И?..
— Он обманывает нас, сэр, и однажды он падает за борт, и мы идем на судне в Специю. Тогда мы слышим, что каким-то чудом он не утонул: он плавал, и его спасли, поэтому мы плыли очень быстро. Мы продаем шхуну французу, который желает стать капером. Я остаюсь на судне.
— Значит, в Генуе лгут о тебе: что ты — пират и пытался убить своего капитана? — спросил Рэймидж насмешливо.
— Да, сэр: люди любят сплетничать.
Оставались еще двое: блондин с ярко-красным лицом и носом, сломанным в переносице и торчащим почти вертикально, а не под углом, и темнокожий житель Вест-Индии. Блондин был датчанином, но Рэймидж не мог вспомнить имя и спросил его.
— Свен Йенсен, сэр. Они называют меня «Свенсен».
— Свенсен? Понятно. Откуда ты родом?