Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Саутвик отошел и, быстро осмотрев матросов и орудия, возвратился с докладом, что судно готово к бою. Он опять потирал руки, и Рэймидж мог представить что на лице его обычное выражение — как у мясника, довольного качеством мяса только что зарезанного быка.
— Раз мы готовы, они наверняка окажутся британцами. Вы так не думаете, сэр?
— Нет, — коротко ответил Рэймидж. — Я не смог разобрать, что они кричали, но уверен, что не по-английски. В любом случае они должны были видеть наши фонари, и ни один наш корабль не наделал бы столько шума, если бы собирался встать борт к борту с нами, когда рассветет.
— Я не подумал об этом, — признал Саутвик. — На какой из них вы нападете сначала, сэр?
— Ни на какой.
— Ни на какой? — Саутвик не мог скрыть удивления в голосе.
— Мистер Саутвик, — сказал Рэймидж резко, — не стоит привыкать к нападению на фрегаты с маленьким куттером. Мы до сих пор были удачливы, а не умны.
— Согласен, сэр. Тогда, почему бы нам…
Рэймидж перебил его:
— Думайте, штурман! Если мы обрежем буксир и отстанем или уйдем вперед, мы подарим приз им. Если они окажутся британцами, то мы не получим ни пенса. Если испанцами — что более вероятно, — им будет достаточно легко увидеть нас через… — он поглядел в восточном направлении, — через четыре или пять минут, и с этим бризом они скоро поймают нас. И в любом случае, я сомневаюсь, что здесь только один корабль.
— Так что мы сделаем, сэр?
— У нас нет никакого выбора. Мы будем ждать, мистер Саутвик, и надеяться. Кто пожелает, может также молиться.
— Приз погасил фонари, сэр, — доложил Джексон.
Рэймиджу показалось, что он может различить смутные очертания приза сквозь рассеивающуюся тьму ночи, но он был не совсем уверен.
— Очень хорошо. Продолжайте внимательно наблюдать, а я спущусь на нескольких минут.
В каюте, велев часовому прикрыть фонарь шляпой, Рэймидж отпер ящик стола и снова сложил секретные документы в коробку со свинцовыми грузами. Внезапно он вспомнил беседу с гардемарином, который когда-то был заключенным во Франции: в плену важно иметь крепкие ботинки и теплую одежду — французы гонят заключенных за сотни миль на север, в такие лагеря, как Верден, и, по-видимому, испанцы делают то же самое. И понадобятся деньги, чтобы покупать еду на марше.
Рэймидж уже был обут и в бриджах. Он взял несколько гиней из ящика и засунул часть из них за подкладку шляпы, а остальные положил в карман. Он отпустил часового, и когда тот вышел вместе с фонарем, подумал, что может различить призрак рассвета в потолочном люке. Окинув напоследок взглядом каюту, он вспомнил кольцо на шее: его могут украсть. Он завязал кольцо в угол шарфа Джанны и сунул шарф в карман. Он будет чувствовать себя круглым дураком, если корабли окажутся британскими, и они, вероятно, ими и окажутся — после всех этих предосторожностей.
Он вынес коробку с грузами на палубу и отдал ее старшине-рулевому около нактоуза:
— Ты знаешь, что это такое. Держи ее при себе.
Как только Саутвик увидел его, он сообщил:
— Сплошные крики, сэр: так много шума, будто они проходят через конвой, стоящий на якоре в густом тумане перед входом в Спитхед.
Крики по правому борту были музыкальны. Даже при том, что слова были неразборчивы, Рэймидж был уверен, что может распознать определенное произношение, уловить знакомые звуки. Судно было намного ближе теперь, и судя по крикам и по последующим шумам, он был уверен, что паруса на нем то и дело убавляют, чтобы направить его по ветру туда, где, по их мнению, была «Кэтлин». Он прошел на правый борт и смог услышать еще больше голосов со второго судна — оно было еще ближе, так что он мог слышать плеск воды из-под форштевня.
Эти два корабля, очевидно, знали, что они сходятся курсами на «Кэтлин», но знал ли каждый из них про другого? Действовали они по заранее разработанному плану или просто приплыли вместе, а потом разыскивали «Кэтлин» в темноте по одиночке? Знали они, что их намеченная жертва — всего лишь маленький куттер? Вряд ли. И был ли теперь у него шанс заставить их действовать один против другого?
Несколько радостных, почти восторженных мгновений он воображал себе, как выводит «Кэтлин» точно между этими двумя фрегатами, а затем, когда они приближаются с обеих сторон, убирает все паруса. Вес буксируемого судна сработает как якорь, и «Кэтлин» остановится так внезапно, словно наткнулась на мель. Тогда, при минимальном везении, два испанца потерпят крушение, столкнувшись в темноте, и каждый будет считать другого врагом. Был шанс, что каждый даст по меньшей мере по одному бортовому залпу, прежде чем они осознают ошибку.
Но одного взгляда на палубу «Кэтлин» и на паруса было достаточно, что понять безнадежность этой попытки: слишком поздно. Угольно-черная ночь ушла, серый рассвета уже стоял на пороге. Через несколько минут оба испанца смогут различить обводы куттера. Жалко: перспектива спровоцировать краткую вспышку братской войны между двумя кораблями Его Католического Величества грела ему душу. Но он тратил впустую бесценное время, даже думая об этом.
— Эванс!
Помощник боцмана появился около него.
— Пошлите команду вниз — по два от каждого орудия за один раз — чтобы взяли обувь, несколько рубашек и любую теплую одежду, которую они могут набросить на плечи. Не надевайте обувь, — добавил он поспешно, — на случай, если есть порох на палубе.
Эванс ждал продолжения: он слышал, но не понял.
— Пленным придется далеко идти, Эванс. Вероятно, через снега по горным перевалам…
— О… Есть, сэр!
Джексон вручил Рэймиджу его пистолеты:
— По звуку похоже на донов, не так ли, сэр?
Рэймидж проворчал неразборчиво, засовывая пистолеты за пояс бриджей.
— Их флот в море, не так ли, сэр?
— Да.
— Хм-м, меня не удивит, если…
— Меня тоже, — оборвал Рэймидж, которому нужно было время, чтобы подумать. — Они, вероятно, приблизительно в пяти милях по корме, двадцать линейных кораблей, и адмирал дон Хуан де Лангара крепко спит в одном из них. Теперь спуститесь и соберите себе обувь, теплую одежду и деньги на случай, если мы окажемся в плену.
— В плену, сэр? — невольно воскликнул Джексон. — Разве мы…
— Спускайтесь вниз, Джексон. Это не дискуссионный клуб.
Он стыдился своего гнева, но все кэтлинцы, похоже, сошли с ума, неспособные отличать захват лишенного мачт фрегата от битвы сразу с двумя.
Он представил себя и своих кэтлинцев — как они тащатся сначала под сверкающим солнцем вдоль дороги, источающей жар, еле дыша, поскольку горячий воздух насыщен пылью, поднятой десятками других заключенных, бредущих впереди и охраняемых ленивыми и унылыми испанскими солдатами. А затем шаг за шагом пробиваются через горные перевалы, почти напрочь заваленные снегами, навстречу ветру — такому холодному, что каждое его дуновение похоже на воткнутый в грудь нож, от которого не спасет никакая одежда.