Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Он внезапно понял, что в течение нескольких секунд стоит и смотрит на дохлую кошку, плавающую в воде, и оглянулся, чтобы увидеть, что Макстон держит шлюпку у причала и его блестящее коричневое лица сияет от удовольствия. Джексон наблюдал за ним с любопытством и, вероятно, пытался прочесть его мысли — он был на руле, а остальные матросы, которые были с ним в Картахене, сидели на веслах. Все они были в новых синих рубашках и белых широких штанах и свежевыбриты. Он поднялся в шлюпку, кивнул, и несколько мгновений спустя матросы дружно гребли через якорную стоянку.
Возможно, если бы он знал ответ, то мог бы покинуть море. Но найти ответ
Он оглянулся для еще одного последнего неторопливого взгляда на Гибралтар, и на мгновение он снова стал ребенком, лежащим на животе на корнуоллском пляже, упираясь взглядом в большой валун на расстоянии в несколько футов. Здания, громоздящиеся на крутых склонах, казались крошечными раковинами; серые крепостные стены с пробитыми амбразурами — просто трещинами в камне, заросшими морскими водорослями… Смотрит ли Джанна с балкона Конвента? Он не был слишком уверен: они расстались и как любовники, и как незнакомцы, не хватило нескольких спокойных минут, чтобы…
Он оглянулся и увидел «Ла Провиденсиа» на якоре на расстоянии в сто ярдов. Он надеялся, что сэр Джон купит ее на службу. Даже если он не откажется от своей доли призовых денег, эти шесть моряков получат по несколько сотен фунтов — больше, чем они заработают за всю матросскую жизнь.
— Она служила нам хорошо.
— Да, сэр, — сказал Джексон задумчиво. — Я не возражал бы иметь ее как капера!
Всего за три дня и четыре ночи «Ла Провиденсиа» дошла от Картахены — достаточно быстро при таких слабых ветрах, и Рэймиджу, как и Специальному уполномоченному, оставалось только молиться, чтобы испанский флот задержался с выходом, затем встретил те же самые встречные ветры и нашел конвой из семидесяти транспортных судов — если они отплыли в то же самое время — столь же медленным, упрямым и глупым, какими обычно были все конвои.
Но вероятность того, что они двигались медленно, была небольшой — ветер теперь дул с востока и становился порывистым, и тонкие облака, начинающие течь на запад от вершин Гибралтара, как пар от кипящего чайника, предупреждали, что сильный восточный ветер левант, уже двигается через Средиземноморье. Неся с собой проливной дождь и плохую видимость, этот ветер обеспечит быстрый проход Кордовы через Пролив.
Покуда он вел «Ла Провиденсиа» вокруг большого скалистого мыса Европа, вблизи пляжа Мертвеца и до залива Росия, он был поражен, видя, что, за единственным исключением, на якоре в заливе нет ни одного военного корабля: очевидно, каждый доступный корабль был в море, или помогая коммодору Нельсону эвакуировать Средиземноморье, или с сэром Джоном Джервисом.
Шлюпка подошла к борту, и матросские ухмылки были шире, чем обычно, пока Рэймидж забирался по баттенсам под трели боцманских дудок. Это, конечно, ребячество, но одна из самых приятных сторон командования судном — это когда тебя встречают под свист дудок на борту…
Несколько мгновений спустя он ответил на приветствие Саутвика и пожал ему руку, в то время как экипаж судна, выстроенный на палубе в две шеренги, разразился дикими приветственными криками, которое Саутвик и не подумал остановить.
— Добро пожаловать обратно на борт, сэр: «Кэтлин» не была бы прежней без вас!
Рэймидж моргнул и совсем не к месту вспомнил о разошедшихся швах мундира. Джексон был первым, кто увидел «Кэтлин» на якоре,
Но он не ожидал, что это будет означать возвращение домой — потому что именно это напоминало его возвращение на куттер, и стоял с открытым от удивления ртом в проходе, покуда матросы приветствовали его снова и снова. К тому времени Джексон и вся команда гички поднялись на борт и стали в стороне, и когда Рэймидж махнул рукой, чтобы на них обратили внимание, экипаж судна взревел, приветствуя их.
Саутвик сказал, стараясь перекричать шум.
— Я думаю, что они оценили бы несколько слов, сэр!
Рэймидж запрыгнул на карронаду и поднял руку, прося тишины. Он пытался выглядеть мрачным и преуспел в этом: узкое лицо, твердый взгляд, светлый диагональный разрез шрама на фоне загара, сжатые губы и мускулы челюсти, придавали ему вид человека безжалостного и решительного.
Он дождался тишины.
— Вы должны быть самым глупым экипажем судна, которой кто-либо имел несчастье командовать, — сказал он резко.
Улыбки исчезли. Каждый человек выглядел удрученным, как нашкодивший школьник.
— Я попытался убить вас в деле с «Сабиной» и потерпел неудачу. Я думал, что получу второй шанс с этими двумя фрегатами, но они оказались британцами. Я мог не беспокоиться в третий раз, когда мы встретили испанский флот. И теперь вы настолько тупы, что приветствуете меня, когда я возвращаюсь снова.
После этого матросы разразились оглушительным смехом, сломав ряды, сгрудились вокруг него, и кто-то выкрикнул: «Попробуйте еще раз, сэр!»
— Я попробую! Но на сей раз — и я не шучу — теперь нам, вероятно, придется играть в кошки-мышки с «Сантиссима Тринидад». — Он сделал паузу, чтобы они усвоили эту мысль. — На случай, если вы забыли, у него 130 пушек. Как только мы разберемся с ним, останется шесть 112-пушечных и два 80-пушечных. Потом, если жизнь еще будет теплиться в вас, вы прикончите еще восемнадцать 74-пушечных. Но не думайте, что тогда наступит время пить грог, потому что останется еще несколько дюжин фрегатов в запасе, которые придется привести в Гибралтар или Тахо!
Если бы он думал, что этот список произведет отрезвляющий эффект, он ошибался: матросы снова начали восторженно кричать, и краем глаза он заметил, как Саутвик потирает руки на уже знакомый манер. Если бы у экипажа каждого испанского судна была хотя бы половина их духа, подумал он, большой флот Кордовы был бы непобедим. Пока матросы радостно кричали, Рэймидж представлял себе, как флот Кордовы выходит из Кадиса и присоединяется к французскому флоту в Бресте, дабы предпринять вторжение в Англию. Французские войска идут через Корнуолл, грабят и сжигают Св. Кью Холл и, вероятно, отрубают голову его отцу за то, что был графом и адмиралом. Матросы затихли, и он понял, что его мысли отразились на его лице. Ну, несмотря на необходимость хранить тайну на берегу, нет никакого вреда, если он сообщит им, что происходит, так как все они будут в море через пятнадцать минут.