Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
Когда Рэймидж возвращался на «Кэтлин», он понял, что за ужином, слушая историю о том, как обокрали дом адмирала Кордовы, соберутся вице-адмирал Томпсон, вице-адмирал Уолдгрэйв и контр-адмирал Паркер. Ни один из них, насколько знал Рэймидж, никак не был связан с судилищем над его отцом. У каждого могли бы свои мнения, но ни один не участвовал в вендетте. И, догадался он, вероятно, поэтому сэр Джон нарочно пригласил его на ужин: они были весьма влиятельными людьми во флоте и, вероятно, станут еще более влиятельными — и они (и сэр Джон тоже в их числе!) будут в состоянии составить собственное мнение о сыне
11
Прозвище отца Рэймиджа.
Ужин прошел с полным успехом, и как только скатерть сменили и налили бренди, сэр Джон сказал Рэймиджу, что он купит «Ла Провиденсиа» как посыльное судно, и затем настоял, чтобы тот начал свой рассказ с того момента, как он захватил лишившийся мачт испанский фрегат.
Когда Рэймидж описал «подрывную шлюпку», Колдер немедленно прервал его, заявив, что это было варварской идеей, но был быстро утихомирен сэром Джоном, который указал, что, если говорить о жертвах, то результаты подрыва кормы судна порохом в шлюпке, были бы намного менее опасными для жизней и здоровья людей, чем если взорвать этот порох в пушках корабля, производящего продольный бортовой залп.
Описание того, как Джексон достал незаполненную Протекцию и вписал в нее имя Рэймиджа, вызвало комментарий сэра Джона:
— Жаль, что американский полномочный посол в Лондоне не может видеть эту Протекцию. Вы все еще храните ее?
Рэймидж похлопал себя по карману, и сэр Джон сказал сухо:
— Берегите ее — она может вам пригодится еще раз!
Как только он описал роль Стаффорда в проникновении в дом, Халлуэлл хлопнул по столу и воскликнул:
— Ну, сэр Джон, этот человек имеет право быть назначенным Главным Слесарем Флота Его Величества!
— Главным взломщиком, — поправил его сэр Джон. — Но я думаю, что мы оставим его с мистером Рэймиджем. Если бы он был у меня на борту флагмана, то я всегда беспокоился бы о замке на моем винном ящике!
Когда Рэймидж закончил свою историю, главнокомандующий потянулся, медленным, демонстративным движением поставил стакан с бренди на стол, и Рэймидж ощущал, что его настроение изменилось.
— Скажите мне, Рэймидж, когда вы решили заняться лишенным мачт испанским фрегатом, — спросил он обманчиво тихим голосом, — вам не приходило в голову, что вы не повиновались приказу коммодора?
— Да, сэр.
— Вы имеете в виду, что это пришло вам в голову прежде, чем вы сделали это, а не после.
— Да, сэр. Прежде.
— Это становится модным среди молодых офицеров — предполагать, что, если они не повинуются приказам и сделают что-то другое, то получат повышение, если преуспеют, и попадут под трибунал, если потерпят неудачу. Именно на это вы ставили, а?
— Никак нет, сэр, — сказал Рэймидж откровенно, — потому что я не думал, что преуспею.
— Почему же вы попытались тогда? Вы ведь не нуждаетесь
Рэймидж, сознавая, что четыре адмирала пристально наблюдают за ним, понимал, что лгать не имеет смысла.
— Я до сих пор не знаю почему, сэр. Я думаю… ну, в общем, экипаж судна, маркиза, граф Питти — они все считали очевидным, что мы сделаем это.
— Вы хотите сказать, что сидите здесь предо мной и говорите мне, что позволяете управлять вашим судной женщине и кучке невежественных матросов? — проворчал сэр Джон.
Халлуэлл сказал прямо:
— При всем уважении, сэр, я думаю, что это к чести Рэймиджа, если у них такая вера в него.
— Вера, быть я проклят, Бен! Это только доказывает, что они еще глупее, чем он!
— Но, сэр Джон, — сказал адмирал Уолдгрэйв, — конечно, все зависит от точки зрения. Рэймидж добыл эти сведения. Но ведь можно утверждать, что, используя американскую Протекцию, технически Рэймидж дезертировал с королевской службы и может быть приговорен к смерти в соответствии со статьей шестнадцатой «Свода Законов Военного Времени». И в то же самое время, если бы испанцы обнаружили, что он — британский офицер, носящий одежду матроса и имеющий американскую Протекцию, — пытается проникнуть в дом Кордовы, то, конечно, они могли расстрелять его как шпиона?
— Они могли расстрелять и должны были расстрелять, мой дорогой Уолдгрэйв, — сказал сэр Джон мрачно, — и никто не мог бы обвинить их. Но это не имеет никакого отношения к неповиновению приказам. Мистер Рэймидж выполнял приказ доставить маркизу в Гибралтар самым безопасным маршрутом.
— Но я шел таким маршрутом, сэр, — сказал Рэймидж с надеждой
— Возможно, приказ коммодора был сформулирован несколько свободно, — сказал адмирал Паркер.
Главнокомандующий оглядел собравшихся.
— Первая часть девятнадцатой статьи «Свода Законов Военного Времени» устанавливает только одно наказание — смерть. Я обеспокою вас господа, напомнив формулировку: «Если какой-либо человек, принадлежащий флоту, устроит или попытается устроить какое-либо собрание с целью мятежа против чего бы то ни было…» Мне кажется, что вы тут пытаетесь устроить собрание с целью мятежа прямо перед моим носом под предлогом того, что юный Рэймидж не повиновался формулировке приказов! Он просто не повиновался духу их, что куда хуже. Однако, вместо того, чтобы приказать отдать его под суд, я предлагаю тост: джентльмены, за юного Рэймиджа и его идиотски доверчивую команду!
Едва они выпили за это, как капитан Халлуэлл, который был канадцем, сказал:
— А я могу предложить другой: за его преданную банду временных американцев!
Глава семнадцатая
Рэймидж проснулся на следующее утро с таким вкусом во рту, словно сосал пулю от пистолета, а голова пульсировала, как барабан, по которому отбивают общий сбор. Он крикнул вестового и пожалел об этом тут же, когда острая как лезвие ножа боль ударила в висок. Он, конечно, отлично поужинал на борту флагмана, но как он себя вел? Не говорил ли он слишком много? Не выказал ли нескромность? Не придавал ли слишком большого значения своим мудрым мыслям? Он не знал этого, но знал, что был слишком пьян к тому времени, когда возвратился на борт «Кэтлин».