Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
В десять часов один из наших фрегатов поднял сигнал, что видит двадцать пять линейных кораблей (наших пятнадцать, напоминаю). Именно тогда ветер повернул снова, и сэр Джон возвратился на курс зюйд-зюйд-вест. Сейчас, когда уже почти одиннадцать часов, мыс Сент-Винсент находится в одиннадцати лигах к северо-востоку, и Саутвик только что спустился ко мне и доложил, что туман рассеялся, оставив лишь клочья дымки.
Я всегда думал, что перспектива сражения двух флотов будет пугающей; но я рад сказать, что я слишком занят (в настоящее время, по крайней мере!) для страхов или предчувствий. Сожалею только об одном — что я не командую семидесятичетырехпушечным с экипажем из пятисот кэтлинцев. В ближайшее время мы подберемся к самому горлу донов, и я должен отложить перо, но позже я надеюсь добавить еще несколько страниц, описывающих победный результат наших приключений в день Св. Валентина.
На палубе он нашел Саутвика, шагающего взад-вперед, проклиная туман. «Кэтлин» могла бы быть маленькой — самое маленькое судно во флоте на самом деле, — но Рэймидж гордился ее внешним видом: хотя немногим больше, чем терьер среди своры волкодавов, однако и судно, и экипаж готовы к сражению, по крайней мере так они выглядят — спокойные, расслабленные, без намека на напряженность.
У каждого орудия лежали прибойник, клоц, банник, стояли ведра с водой и картечные заряды (похожие на жесткие сетки, набитые мелким луком), в то время как пушечные ядра лежали на встроенных стойках вдоль фальшборта — как черные апельсины, аккуратно разложенные на полках. Шлюпки шли на буксире за кормой, носовые помпы снаряжены, и смоченный песок сделал пружинил на палубе под ногами.
Ветер был все еще легким и прерывистым, и каждый раз, когда пропитанный туманом грот отрывисто хлопал над головой, он осыпал людей на палубе крошечными капельками. Туманная сырость осела на такелаже и стекала по вантам, оставляя темные лужи на палубе.
Расчеты сидели или стояли вокруг их орудий, болтали и выглядели так, словно ждали начала боксерского поединка. Стаффорд был возле его пушки: глаза налиты кровью, лицо бледное после выходок минувшей ночи, но каждое движение показывало, что он вновь переполнен своей обычной бойкостью кокни. Около него коричневое лицо Макстона было расколото его постоянной веселой усмешкой. Джексон, действуя как старшина-рулевой, стоял у штурвала, готовый передавать приказы рулевым. Росси жестикулировал, описывая что-то матросу около него, — любовное приключение, судя по тому, как он двигал руками. Матросы, которые по боевому расписанию входили в абордажную команду, уже перебросили перевязи абордажных сабель через плечо, хотя сами сабли еще стояли в стойках у фальшборта, откуда их выхватят в последний момент.
По носу с левого борта виден был «Капитан», который отлично держал дистанцию от корабля впереди и корабля по корме, а дальше Рэймидж мог видеть большинство кораблей другого дивизиона. Солнце, по-прежнему тусклое, окрашивало клочья тумана в розовый цвет, придавая этот оттенок и парусам. Вид двух- и трехпалубных кораблей, пытающиеся идти под полными парусами (но крошечные буруны у их форштевней показывали, как медленно они двигаются), представлял роскошный сюжет для живописца. Крышки орудийных портов, окрашенные изнутри красным, теперь открывались и прижимались плоской изнанкой к бортам, превращая их в шахматные доски из красных квадратов на фоне белых или желтых полос, идущих вдоль черных корпусов, которые мерцали влажно, в то время как дула пушек торчали, как указующие персты.
Туман смягчил очертания судов, и крошечные водные капельки, цепляющиеся за такелаж, отражали свет, как роса в паутине. Как живописец мог ухватить цвет этих парусов? Теплый оттенок умбры с небольшой примесью сиены или, возможно, легкой желтой охры? (Но никакой живописец не захотел бы испортить эффект, изображая темные, неровные пятна сырости вдоль передних парусов.)
— Два пенса за миску говяжьего супа и полпенни за хлеб — вот что мне по душе, — услышал Рэймидж голос Стаффорда. Кокни что-то рассказывал одному из матросов. — Заведение Минни как раз на задах моей любимой лавки — хотя я не был там с тех пор, как банда вербовщиков схватила меня. Да, я не отказался бы от супчика, но благодаря донам сегодня мы будем жрать холодное. — Он плюнул за борт через пушечный порт и проворчал: — Я уже четвертую вахту жую этот табак, и в нем осталось столько же вкуса, сколько в куске сырой парусины, это точно!
Саутвик внезапно сделал паузу в своем бесконечном марше взад-вперед и рыкнул на Джексона:
— Флагман сигналит!
Джексон схватил подзорную трубу.
— Общий: подготовительный — затем номер тридцать один. Затем «Курс зюйд-вест».
Саутвик листал страницы книги сигналов.
— Занять место в линии боя впереди и по корме адмирала по возможности… — Он поднял взгляд, чтобы удостовериться, что Рэймидж его услышал, и проворчал: — Если не будет бриза, эти пропитанные вином, жрущие рыбу по пятницам, опекаемые попами висельники будут в Кадисе, спустят реи на палубу, и все по домам до Пасхи, а мы не успеем даже сформировать линию. Вот еще: преследовать врага со скоростью в пару узлов!
С этими словами он стукнул ножнами своего огромного меча по палубе. Меч всегда занимал Рэймиджа, и он наблюдал, как тщательно Саутвик наточил это предыдущим вечером.
— Как вы раздобыли этот мясницкий тесак, Саутвик?
— Мой отец былмясником, сэр, — усмехнулся тот, — но я купил этот у лучшего оружейника в Лондоне, мистера Прейтера в Черинг-Кросс. Заплатил из первых призовых денег, какие получил… Простите, сэр… Джексон! Смотри за…
— Предварительный сигнал спущен, сэр! — отрапортовал Джексон.
— Очень хорошо.
Рэймидж знал, в течение следующих минут будет что-то вроде толчеи, когда эти пятнадцать судов в двух колонках, двинутся, чтобы сформировать единую линию, причем каждый капитан будет стремиться встать во главе ее, используя в качестве оправдания то, что его положение наилучшим образом соответствовало словам сигнала адмирала «по возможности».
При такой вежливости и правильности перестроения флот вполне мог участвовать в Королевском ревю в Спитхеде: там топсель развернут назад, здесь нижние реи выставлены под более острым углом, там кливер выстрелил в течение минуты или двух, и вскоре две колонны судов слились в единую линию почти в две мили длиной. «Капитан» был так близко к «Намюру», что его утлегарь почти нависал над чужим гакабортом, и Рэймидж мог себе представить, как коммодор убеждает капитана Миллера, который командует «Капитаном», и догадывался, что думает капитан Вичед, когда смотрит с тревогой за корму со шканцев «Намюра».
— «Каллоден» сделал это! — воскликнул Саутвик. — Достойный капитан Троубридж!
«Каллодену» удалось возглавить линию, «Виктори» была седьмой, сопровождаемая вице-адмиралом Волдегрэйвом на «Барфлёре» и вице-адмиралом Томпсоном на одиннадцатой в строю «Британии». «Капитан»… Хм, подумал Рэймидж, коммодор — тринадцатый в линии, это будет его неудачный день? Пятнадцатым и последним — «затычка в заднице», обозвал его Саутвик — был «Превосходный» под командованием капитана Коллингвуда.
Ни Рэймидж, ни Саутвик не пытались скрыть свое волнение при виде пятнадцати больших кораблей в боевой линии. Каждый знал, что он наблюдает одно из самых значительных событий в своей жизни; и все же каждый видел это по-своему.
Профессиональный глаз Саутвика отмечал, держится ли каждый корабль на правильном расстоянии от кормы идущего впереди и все ли его паруса хорошо выставлены. Острова тумана, в которые они вплывали время от времени, были для него лишь небольшими проблемами при поддержании правильной позиции, тогда как Рэймидж видел в них тончайшие завесы, смягчающие очертания судов, придавая им тот вид тайны и загадочной красоты, которую реальные одежды придают просто голой женщине.