Рэймидж и барабанный бой
Шрифт:
— Смотрите, — сказал Саутвик, — «Сан Николас» отворачивает еще дальше, и я ставлю на то, что «Сантиссима Тринидад» последует его примеру. Они не хотят драться: попомните мои слова, сэр, они уходят!
Рэймидж нехотя раздвинул подзорную трубу, чувствуя себя как ребенок в постели, который услышал странный шум ночью: ему и интересно, и страшно, и он не уверен, стоит ли смотреть и подтвердить свои страхи или спрятать голову под одеялом.
Вне всякого сомнения, поворот «Сан Николаса» была частью некоторого плана, который разработал Кордова; это не было вызвано тем, что он понес слишком большой
И все же спрашивается, может ли он…
— Сигнал флагмана, сэр, — доложил Джексон. — Общий — номер восемьдесят: «Сменить галс по очереди».
По очереди, не враз! Это доказало, что сэр Джон не может видеть авангард Кордовы. И, насколько Рэймидж мог видеть, поскольку «Кэтлин» была все еще с наветренной стороны от линии, все еще поворачивая медленно, чтобы занять позицию за кормой «Превосходного», «Каллоден» уже сильно разошелся с последним судном испанской линии… Смена галса по очереди означает, что «Каллоден», повернув, при небольшой удаче и хорошем судовождении доберется до последнего испанца, а «Бленхейм» и идущие за ним не найдут противников…
Рэймидж подозревал, что есть какой-то ужасный просчет в его рассуждениях, когда набрасывал в блокноте схему со сменой галса по очереди; некоторый простой фактор, который он пропустил, но который был ключом ко всему тому, что определило реальные намерения сэра Джона. Он набросал схему поворота все вдруг и тоже поставил рядом вопросительный знак.
У Саутвика не было таких сомнений относительно намерений сэра Джона.
— Ты уверен, что это — номер восемьдесят? — крикнул он Джексону.
Американец кивнул, но, чувствуя, что вопрос имеет большее значение, чем это понятно ему, посмотрел снова.
— Да, сэр, это номер восемьдесят.
— Дай мне книгу сигналов на минутку, — сказал Саутвик, и пока он искал нужное число, проворчал: — Смотри внимательно — на случай если они поднимут «Отменяется».
Обернувшись к Рэймиджу, он сказал:
— Это правильно, сэр, это — номер восемьдесят. Но вы не думаете, что тут ошибка? Я ожидал «Поворот все вдруг».
Рэймидж ничего не сказал: он поглядел на свои часы — восемь минут двенадцатого — и затем на ведущие испанские суда; идея формировалась у него голове.
— Но, сэр, — убеждал его Саутвик, — они все удерут, если мы будем лавировать по очереди!
— Ждите и смотрите, отменит ли приказ «Виктори».
— Но «Каллоден» уже поворачивает. Все, что мы делаем, это хватаем крысу за кончик хвоста, когда у нас есть все ее чертово тело почти рядом!
— Этого будет достаточно, мистер Саутвик, — сказал Рэймидж коротко.
Был шанс, что у сэра Джона припрятана некоторая уловка в рукаве, но он начинал сомневаться относительно этого: с таким ветром корабли могут плыть только на определенной скорости и в определенных направлениях: аналогично в колоде карт бывает только четыре туза.
Глава
К настоящему времени «Кэтлин» шла за кормой «Превосходного» и в конце британской линии — как щенок, бегущий за сворой гончих. Впереди раздавался непрерывный грохот залпов, и кэтлинцы наблюдали, как «Бленхейм» развернул свои реи и сменил галс вслед за «Каллоденом». Десять минут после полудня — и «Каллоден» прилагал все усилия, чтобы догнать последнее испанское судно.
Чуть не плача от разочарования, Рэймидж впился взглядом в массу судов, образующих авангард эскадры Кордовы: почти четкий клин, «Сан Николас» все еще ведущий, еще по крайней мере семь судов в плотно собранной группе прикрывают его корму, по два и по три в ряд, остальные тянутся вслед вдоль изогнувшейся полумесяцем линии.
— Одно утешает, — прокомментировал Саутвик, — они плывут как стога сена, дрейфующие по ветру…
— Флагман, сэр, — сказал Джексон. — Номер сорок. «Пройти через линию врага».
Пятнадцать минут пополудни. Таким образом, сэр Джон приказывал «Каллодену» попытаться прорезать линию Кордовы, разделив ее надвое.
— Он никогда не сможет сделать этого, — сказал Саутвик спокойно. — Мы никогда не догоним их на таком ветру. И только «Каллоден» и «Бленхейм» повернули — еще тринадцать осталось!
С невыносимой медлительностью «Принц Георг», «Орион» и «Непобедимый» повернули один за другим при легком бризе, а затем, когда «Колосс» начал поворачивать, его фока-брам-стеньга переломилась посредине и начала падать — так медленно, так изящно, что прошла целая минута, пока Рэймидж понял, что ее перебило ядром, причем она прихватила с собой и стеньгу. Потом рей и топсель накренились на одну сторону и рухнули на палубу спутанным клубком дерева, канатов и парусины, лишив корабль возможности лавировать. Его капитан, очевидно, решил отвернуть в сторону, чтобы уйти с дороги тех, кто шел следом, потому что почти сразу Рэймидж увидел через подзорную трубу, что его бизань-топсель начинал хлопать на ветру.
— Ветер немного повернул, сэр, — сообщил Саутвик. — Чистый вест теперь.
И он стал еще слабее. Рэймидж сомневался, делают ли британские суда намного больше, чем узел. Но даже учитывая отсутствия ветра, он был удивлен медленным темпом сражения. Сражения между отдельными судами — его единственный опыт до сих пор — были намного быстротечнее и куда понятнее: разница как между шашками, где два игрока могут двигать их только в одном из двух направлений, и шахматами, где концентрация на диагональных проходах слона, например, оставляет вас беззащитным против коварного прыжка коня. И сейчас сэр Джон играл в шахматы на доске, половина которой была скрыта от него в дыму.
Без пятнадцати минут час. Его ноги горели; он чувствовал, что его мутит от голода. И, как предчувствие сильной зубной боли, стоял острый вопрос: почему Кордова теперь держит на северо-запад? Это уводило его от его подветренного подразделения и, что более важно, далеко от Кадиса. Это была уловка: он был уверен в этом. «Сан Николас», «Сантиссима Тринидад» и остальная часть авангарда скоро будут на траверзе. Но важнее было то, что «Каллоден», «Бленхейм» и «Принц Георг» все еще не догнали последние испанские суда.