Рейс в одну сторону
Шрифт:
Она кивнула.
– Ну, тогда вместе и пойдем!
– радостно сказал Альфред.
– Поедим чего-нибудь вкусненького и сразу к Кондрашкиной!
Елена кивнула и вновь улыбнулась так, будто ей сказали прийти на собственную смертную казнь, и чтоб без опозданий.
Они пришли в столовку. Народу почти не было. Раздатчица, как всегда, вела себя вызывающе. Увидев Трясогузова
– Явились, не запылились!
Трясогузов не сразу понял, что эти слова относятся к ним обоим.
– Ну, и чего смотрим? Подходим, не стесняемся!
– нагло сказала раздатчица.
Трясогузов не хотел ей ничего отвечать, тем более в грубом тоне: уж очень на него Елена подействовала, в хорошем смысле, и он ужасно боялся выглядеть перед ней истериком, которому и каша - не каша, и кроссворды у раздатчицы слишком тупые...
Альфред терпеливо улыбнулся в ответ и сказал:
– Можно нам каши? Овсяной.
– Можно, только осторожно!
– ответила раздатчица, прекрасно понимая, что толстяку не удобно будет ей грубить, когда рядом стоит вот эта худая, облезлая особа на тонких ножках.
Раздатчица бросила им в тарелки кашу, дала по стакану компота, не такого гадкого, как в прошлые разы, и, процедив сквозь зубы "приятного аппетита", занялась другими едоками.
– Ну-с, и что же вам понадобилось у Кондрашкиной?
– спросил Трясогузов, как только они уселись за столик. Судя по взгляду Елены, он вдруг понял, что это не его дело - спрашивать у девушки, что ей понадобилось в медкабинете. Он совсем не умел разговаривать с женщинами, но чтоб до такой степени - этого он от себя не ожидал.
– Простите меня, пожалуйста, - сказал Трясогузов, - я не хотел вас об этом спрашивать - оно само вырвалось.
– Ничего, ничего, - ответила Елена, - просто иду за результатами анализов - только и всего.
– А, понятно, - ответил он, и начал наворачивать кашу. Про себя Трясогузов отметил, что сегодня, на удивление, псевдоовсянка смахивала на настоящую овсянку, и пошла она весьма хорошо: комков нет, камни не попадаются - словом, чудо, а не каша.
Однако, Елене, похоже, еда совсем не нравилась, и она, лишь мельком взглянув на "овсянку", сразу же перешла на компот, закусывая его куском белого хлеба.
На завтрак у них ушло десять минут. Когда они проглотили последние крошки своих порций, Трясогузов, взяв свой поднос, тут же поехал к столу с грязными тарелками. Елена осталась сидеть за столиком: у нее был убитый вид, словно ей предстояло нечто
Трясогузов вернулся к Елене.
– Ну, как, вы готовы?
– спросил он.
– Да, да, - ответила она, поднимаясь, - я готова.
И они оба направились к выходу. Тут наступила очередь раздатчицы:
– А со стола кто убирать будет?
– крикнула она в спину новой парочке: инвалиду и "этой тощей".
Трясогузов обернулся, и, как бы он ни старался сдерживаться, сегодня он с этой задачей не справился:
– Перебьешься как-нибудь!
– крикнул он, и, отвернувшись, поехал догонять Елену, которая уже скрылась за дверями.
Он нагнал ее в коридоре. Елена шла быстрым шагом, не оглядываясь, словно забыв о толстяке.
– Елена!
– крикнул он.
Та растерянно обернулась.
– Куда же вы без меня?
– спросил он, торопясь доехать до нее.
– Я уже опаздываю, - тихо ответила она и пошла дальше.
Трясогузов, наконец, нагнав ее, сказал, что время еще без десяти восемь, так что она успевает.
– Это, может быть, вы успеваете, а мое время уже пошло: мне именно к семи сорока пяти, так что пять минут я у вас украду.
– Да и не жалко - хоть целый час крадите!
– сказал он, как можно веселее.
– Нет, спасибо, мне вашего часа не нужно, - ответила она, - мне только результаты получить, вот и всё.
– Да, я так и понял, - ответил он, глядя вперед и примерно угадывая то место, где располагалась невидимая дверь, ведущая к медкабинету: в том месте плитка была чуть-чуть другого оттенка, чем на других участках стены.
Он проехал еще немного, и остановился около того места.
– Это здесь, - сказал он, с тихой гордостью глядя на Елену: вот, мол, какой у меня точный глаз - все оттенки белого угадываю с полпинка.
Елена кивнула, соглашаясь. Потом, она подошла к этому участку вплотную и сказала:
– Сезам, откройся.
Дверь тут же открылась.
<