Рейс в одну сторону
Шрифт:
– Спрятался, значит, - кивнул Трясогузов.
– Ага, спрятался. Ты, я вижу, тоже благополучно оттуда слинял.
– У меня уважительная причина - я инвалид, - спокойно сказал Альфред.
– Я вижу, - ответил "знаток".
– У меня, к счастью, такой причины нет, но, я надеюсь, ты меня не заложишь?
–
– Прилягу-ка я на несколько часов - мне утром к врачу идти.
Прошло минут пять: сон никак не шел к Трясогузову.
– Слушай, а чего рабочие бастовали?
– спросил он "знатока".
– Да кто ж их знает, - ответил тот, зевая, - поговаривают, что кто-то пустил слушок, будто работяг травят какой-то дрянью, и находили, мол, некоторых с посиневшими лицами, да со свернутыми шеями, короче, мертвые они теперь, вот и всё. Это ты у медиков поспрашивай, если интересно.
Трясогузов испуганно смотрел во тьму - туда, откуда доносился голос "знатока", и туда же, во тьму, бросил:
– Ладно, давай уже спать, а то так и будем до утра лясы точить.
– Давай, - сразу же согласился "знаток, - я тоже не прочь чуток покемарить.
Сны к Трясогузову сегодня не приходили: во-первых, он не мог нормально закрыть глаза - они открывались сами собой. Во-вторых, ему пришла в голову мысль, что Штукка тоже могут забрать на нижний уровень, и он с ним тогда вообще может не увидеться. Хотя, кто знает, может, они охранников не трогают...
На этой мысли Альфред и вырубился.
Проснулся он, как положено - в семь. Сделав все утренние дела, он крикнул "Подъем!", чтобы разбудить "знатока", но, тот, похоже, решил снова никуда не ходить. Трясогузов не стал подъезжать к его кровати, чтобы будить толчками и тычками - пусть себе спит, если хочет. Хотя, нет, для очистки совести, надо...
– Рота, подъем!
– заорал толстяк во всю мощь своих легких.
"Знаток" вскочил весь взъерошенный.
– А? Что? Где?
– Ничего, вставать пора!
– крикнул в ответ толстяк и поехал одеваться. Он прикинул, что как раз сейчас можно заскочить в столовку, чтобы перекусить, и еще осталось бы минут десять на дорогу к медкабинету.
– Окей, - сказал Трясогузов и, выехав из комнаты отдыха, направился в столовую.
По пути он догнал девушку, грустно идущую по коридору в полном одиночестве - тоже, скорее всего, направлявшуюся в столовку.
– Доброе утро!
–
– Здравствуйте, - ответила девушка.
– Вы не в столовую, случайно?
– спросил Трясогузов.
– Да, - ответила она.
– А хотите, пойдем вместе?
– спросил он, совершенно не стесняясь разговаривать с посторонними девушками.
– Давайте, - ответила та, и, кажется, немного повеселела.
– Альфред, - сказал он и протянул ей руку.
– Елена, - ответила девушка, пожимая пухлую руку Трясогузова.
– Как живется вам здесь?
– спросил он, чувствуя, что его запала хватит ненадолго, а до столовки еще пилить добрых пятнадцать минут на средней скорости.
– Нормально живется, - ответила Елена и шмыгнула носом.
– А я вот думаю, что, если бы здесь открыли пляж, и можно было бы купаться в выходные дни и загорать под зонтиками. Как вы думаете, хорошая идея?
– Да, хорошая, - Елена неуверенно пожала плечами, - только, думаю, никто нам не разрешит покидать пределы здания.
Трясогузов вздохнул:
– Это да, чего-то я об этом не подумал. Но мечтать, всё же, не вредно, правда?
– Нет, не вредно, - ответила она и слабо улыбнулась.
Трясогузов видел, что ей не по себе, или характер у нее такой - не умеет человек радоваться жизни, не может, хоть иногда расслабиться, когда...
– Скажите, - перебила она вдруг его мысли, - вы давно были у врача?
Этот неожиданный вопрос сбил его с толку, но Альфред постарался не показывать своего смятения.
– Был несколько раз на днях. И даже вчера, внепланово, так сказать.
Елена вздохнула:
– А мне сегодня надо быть у нее.
– У кого?
– У Кондрашкиной. Знаете такую?
– спросила Елена и посмотрела на Трясогузова грустными глазами.
– Конечно знаю!
– вскричал он.
– Это мой любимый доктор! Я, как раз, после завтрака, иду к ней. Вам тоже с утра назначено?