Рейс в одну сторону
Шрифт:
Маргарита улыбнулась.
– Потому что, это тоже была часть теста на сообразительность.
– Да?
– Ага, - ответила Кондрашкина.
Потом она посмотрела на Полозова и сказала:
– Теперь, неплохо бы здесь прибраться, правда, профессор?
–
Трясогузов сидел еще некоторое время не двигаясь, что-то по себя соображая, потом, повернулся к Кондрашкиной, которая, пройдя мимо него, дошла до третьего ряда столов, стоявших у противоположной от двери стены, и стала что-то там делать, повернувшись спиной к Трясогузову.
– Это, действительно, была часть теста?
– спросил он.
Кондрашкина улыбнулась, хотя по всему чувствовалось, что сделала она это через силу.
– Ну, конечно же! Мы полагаем, что тот ужас, испытанный вами при виде "трупа" профессора, выведет вашу психику из того состояния, в котором вы пребывали долгие годы.
Трясогузов ничего не понял.
– А в каком состоянии я был?
Маргарита перестала возиться около стола, и, отбросив волосы, упавшие ей на лицо, сказала:
– Долгие годы вы находились в том состоянии, которое в медицине называется плато, то есть застой. Все ваши мысли, все привычки, телодвижения были подчинены только одному: выжить... или нет, неправильно, приспособиться к жизни, будучи в таком состоянии, в котором вы сейчас находитесь.
Трясогузов с уверенностью сказал:
– Ну, так поступает любой живой организм: когда ему не удается что-то получить обычным путем, он прибегает к разным уловкам, и, достигает желаемого, если постарается. Я правильно понял вашу мысль?
Маргарита, усмехнувшись, ответила:
– Ну, в принципе, это близко к правильному ответу, хотя, вы зашли, скажем так, с другой стороны...
– С какой еще другой стороны?
– в его голосе Кондрашкина услышала легкое раздражение и нарастающее желание прыгнуть на оппонента и перегрызть ему горло.
– Вот видите, - сказала она, не оборачиваясь к Трясогузову, - основная ваша проблема - нетерпеливость. Это проявляется в мелочах: будь-то разговоры с людьми, где вы с чем-то не согласны, или их действия, которые вам не по душе - вы тут же хотите высказать всё, что думаете по этому поводу. Да, иногда, может быть, вы даете правильные советы, но в человеке, чьи действия подверглись малейшей критике, тем более, если она несправедлива, растет и укрепляется, по отношению к вам, стойкий негатив. И этот негатив сидит,
– Извините, Маргарита Павловна, я всё равно ни черта не понял из вашего монолога. Как это касается моей проблемы? То есть, если я буду терпеливым молчаливым, положительным со всех сторон, я, что, сразу встану на ноги?
Она неуверенно кивнула:
– Не сразу, но постепенно, когда ваш разум поймет, что не нужно атаковать всех и сразу; что нужно расслабиться и просто наблюдать, делая про себя заметки, а лучше и этого избегать, чтобы не перегружать память ненужными сведениями. Я только хочу, чтобы вы поняли: ваша проблема не только в нетерпеливости, вы еще никому и ничему не верите...
– Ну, такой уж я уродился!
– сказал он и развел руками.
Маргарита замотала головой.
– Нет, вы снова не понимаете: не вы таким родились, но ваша болезнь сделала вас таким. И теперь вы должны, минуя "желание" вашей болезни остро на все реагировать, стать мягче, дипломатичнее, рассудительнее. Нет, я не хочу сказать, что вы болван, и странное, но любопытное решение математических задачек, только подчеркивает неординарность вашего мышления, но...
– Всегда есть это ваше дурацкое "но", я заметил, - перебил ее Трясогузов.
– Да, есть!
– она снова оторвалась от стола, на котором теперь что-то лежало, чего Трясогузов никак не мог разглядеть, - есть и будут эти "но", пока вы не перестанете себя так вести.
– Как?
– Перебивать меня, - ответила Маргарита, и Трясогузов увидел испарину на ее лбу.
"Нервы, или кондиционер?" - подумал Трясогузов, стараясь услышать звук скребущих о решетку лопастей вентилятора.
– Так вот, я продолжу, - сказала она.
– Ваше тело обязано подчиниться рассудку, а он должен быть холодным, исключив все эмоции, строгим, как решение математических задач.
– Холодным, строгим... Я, что, робот, что ли?
– спросил Трясогузов.
Маргарита, очевидно поняв, что ей не удастся сделать всего, что она там делала у стола, вновь повернулась к толстяку:
– Если хотите, то - да: вы должны стать роботом, машиной, бездушным организмом. Хотя бы на время.
– И что от меня тогда останется: ведь мои эмоции - это и есть я.
– Нет, вы не правы: ваши эмоции - не есть вы. Вы - это нечто другое, о чем многие столетия рассуждали великие философы...
– Вот и приехали с орехами: до философии добрались!
– вмешался, подошедший к ним Полозов.