Режим бога. Вспышка Красной Звезды
Шрифт:
... Но вот наступает пятница 13-го - будь она неладна! И прямо с утра, несмотря на весь позитив группы и японцев, меня начинает что-то тревожить. Все слишком уж идеально. Начинаю по-глупому пугаться примет. Сплевываю через плечо, стучу по дереву и не смотрюсь в зеркало. Благо для последнего у меня есть Света и Львова, которые проверяют меня перед выходом на сцену.
И жопа все-таки случается. Перед вторым концертом, техники проверяют аппаратуру. Леха, дурачась, схватил центральный микрофон - хотел меня передразнить. Показать, как я хожу по сцене “лунной походкой”. Вдруг раздается треск, валит едкий дым, парня корчит и дергает. Я ударом ноги, по-альдоновски, выбиваю микрофон из руки. Мамонт хватается за грудь и кулем оседает на сцену.
Рядом кричат “звездочки”, суетятся техники. Я давлю ладонями Лехе на грудь, Лада делает ему искусственное дыхание рот в рот. Прибегает местный врач, за ним буквально через пять минут приезжает реанимационная бригада. Живого, но очень бледного Леху упаковывают на носилки и увозят в больницу. С ним едут сразу два наших охранника. Техники бросаются заново проверять всю аппаратуру, кто-то бежит в трейлер за запасным микрофоном. А нам уже через час выходить на сцену!
– Так! Все собрались! Взяли себя в руки - начинаю я накачку звездочек и музыкантов в помещении, куда выходят двери наших гримерок - Вы, мать вашу, профессионалы! Что нюни распустили?!
А самого порядком потряхивает. Суки! Метили ведь по мне, а ударили по Лехе.
– Это же диверсия!
– истерично кричит Татьяна Геннадиевна - Я не пущу дочь на сцену, ее там убьют!
Вера в испуге смотрит на мать, я киваю Вячеславу на паникершу:
– Выведи ее отсюда, быстро!
Охранник бесцеремонно берет Верину маму за локоть, тащит прочь. Та что-то еще пытается сказать, а я уже цепко хватаю свою “экс” за подбородок.
– Вера, на меня смотри!
– я говорю даже больше не для нее, а для всей группы - Мы отыграем этот концерт! Даже если в нас будут стрелять из толпы из пулемета. Будете прыгать по сцене, уворачиваться от пуль и тянуть во всю глотку долбанную “холеру” из Почтальона.
На лицах звездочек и музыкантов появляются первые слабые улыбки. “Хёр леттер” из этой песни уже стало у нас нарицательным.
Инициативу в “накачке” у меня тут же перехватывает Клаймич. Григорий Давыдович говорит долго, но убедительно. Вспоминает Савой, приключения в Италии.
– Да, мы заговоренные - делает нужный вывод Коля - нас ничего не берет!
– Именно!
– соглашается директор - А теперь гримироваться, и на сцену! Весь мир на нас смотрит.
…В результате последний концерт тоже проходит неплохо. Несколько раз бисируем, безо всякой опаски вплотную подходя к публике.
Но сразу после выступления, меня ловит хмурый резидент и везет в недавно открытое здесь консульство.
– Владимир Петрович!
– я вытираюсь прихваченным из гримерки полотенцем в консульской машине - Неужели нельзя было дать мне время переодеться?!
– Москва торопит, Витя.
– Как там Коростылев?
– интересуюсь я, стаскивая влажный от пота пиджак
– Жив. Уже очнулся - вздыхает резидент - Ну и лось он у тебя. Ударило током, а ему хоть бы хны!
– Ни хрена себе: хоть бы хны!
– возмущаюсь я - Да у него сердце остановилось!
– Наши технари осмотрели поврежденный микрофон, и пришли к единому мнению – поврежден он умышленно, это стопроцентная диверсия.
Владимир Петрович расстроенно смотрит в окно машины. За стеклом проплывают тихие улицы ночного Киото.
– Шибануть током, видимо должно было меня - делаю я резонный вывод - А что японцы?
– Извиняются, кланяются как болванчики, рвут на себе последние волосенки - резидент кусает губы, потом произносит – Но пропал один из техников Гора. Американец.
Я тихо матерюсь… Бедный Майкл! Щелоков ему горло перегрызет за такой провал. Мы заезжаем во двор нового консульства.
А уже через пять минут я говорю с Веверсом из секретной комнаты.
– Коростылева срочно отравляйте в Москву, не ждите! – приказывает генерал – Завтра, в субботу, как раз есть вечерний рейс Аэрофлота. В Японии нельзя оставлять его ни в коем случае.
– Почему? Зачем такая спешка? – недоумеваю я
– Потому что охрану для него в больнице вы оставить не сможете – она вам самим нужна. А значит, есть вероятность, что ЦРУ постарается этим воспользоваться.
– Каким образом?
– А ты вспомни свой первый визит в Ясенево – генерал делает многозначительную паузу, и меня передергивает от яркой картины, как я там у Веверса попил кофейка - Вспомнил? А теперь представь, что ЦРУ провернут такой же трюк с Алексеем. Как думаешь, что он им может рассказать, находясь под воздействием… Ну, ты понял.
И тут меня прошибает пот… Уж как минимум он расскажет им про Гарлем. И про Магнуса в казино. И про питерский клад с расписками. И… вообще, много чего интересного. Он ведь и про Савой тоже знает - как там все было на самом деле с террористами, даже видел, как я подарил распятие Уорену.
– Согласен – вздыхаю я – С Лехой без вариантов. И сами с ним в Токио утром едем, проживем как-нибудь без экскурсий.
– Я рад, что ты понял меня. Твой друг вообще вызывает у меня очень большое беспокойство потому, что он знает о таких вещах, что…
Веверс замолкает, давая додумать мне все самому. Ага… Так и приходит на ум сакраментальное: «Он слишком много знал…»
– И в США мне его страшно отпускать с вами – вздыхает Имант – Давно хотел тебе предложить отправить его поучиться с сентября.
– Куда?
– Есть у нас одно специализированное учебное заведение в Ленинграде для сотрудников девятки. Пусть годик там пооботрется, ума наберется. А потом посмотрим.
*****
В совершенно подавленном состоянии я возвращаюсь в отель. Падаю на кровать в одежде, закрываю глаза. В голове пусто, хочется заснуть и не проснуться.
– Расклеился?
– в номер заходит Альдона. Девушка одета в черный адидасовский спортивный костюм, шикарная грива собрана в конский хвост. На плече белое гостиничное полотенце.