Режим бога. Зенит Красной Звезды
Шрифт:
Наконец, появляется какой-то человек и просит нас пройти на сцену. Мы с облегчением вздыхаем и отправляемся выполнять свою работу.
В первом ряду полного актового зала сидит нарядно одетая Брежнева, вся увешенная золотом и бриллиантами. Цепочки, серьги, перстни... На груди приколот Орден Ленина. Справа от жены расположился хмурый Чурбанов, который сегодня выглядит на все 100% - красивый светло-серый китель, ордена, медали... По другую сторону от дочки Генсека восседает Громыко. Застывшее лицо-маска, ни единой эмоции, он даже не смотрит на нас.
– Ой, ребятки мои любимые...!
– Брежнева всплескивает руками и, похоже, уже готова нам аплодировать,
С букетом в руках я подхожу к микрофону и поздравляю "дорогую Галину Леонидовну" с заслуженным праздником. Спускаюсь в зал, дарю букет. Дочка Брежнева целует меня, пачкая помадой, и я с ужасом понимаю, что виновница торжества уже "подшофе". Не пьяна еще, но навеселе. Чурбанов вскакивает и принимает цветы. Попутно успевает мне подмигнуть. Да понял, я, понял... Все еще в прошлый раз обсудили - ни слова об ее отце.
Обратно со мной на сцену поднимается Громыко. Он подходит к микрофону и скрипучим голосом произносит длинную речь. В ней он отмечает несомненные заслуги Галины Леонидовны перед советской дипломатией (интересно какие?), ее яркие таланты и дарования, которые послужили причиной вручения высшей награды СССР - Ордена Ленина... Мне остается только стоять за его спиной, переминаясь с ноги на ногу. Похоже, и бедные МИДовцы тоже почувствовали всю искусственность данного мероприятия.
Громыко заканчивает речь, расцеловывается с Брежневой, и мы начинаем свое выступление. Первой по плану у нас идет "Мы желаем счастья вам", сразу после нее "Миллион алых роз" и "Теплоход". Постепенно нам удается расшевелить зал. Многим песням все дружно подпевают, некоторые женщины украдкой вытирают слезы. Если бы не безразличное лицо Громыко в первом ряду - я был бы полностью удовлетворен концертом.
После выступления, мы попадаем в объятия Галины Леонидовны. Она одновременно умудряется хвалить мои песни, восхищаться красотой "звездочек", и попутно давать указания своему мужу. Бедный Чурбанов знакомит нас какими-то людьми, принимает подарки, цветы... Пока все это длится, Вера нервно сжимает мою руку. Рядом с Громыко стоит плотный низкий мужчина лет пятидесяти в темном костюме. Голова у него абсолютно седая, лицо испещрено морщинами, кожа местами дряблая и имеет серый оттенок. Он что-то тихо и зло выговаривает министру.
– Середа...!
– ладонь Веры абсолютно холодная, просто ледяная
– А по отчеству как?
– Анатолий Дмитриевич. Статс-секретарь МИДа, один из заместителей Громыко. Это отец... отец Вячеслава.
А они похожи... Перед самым выстрелом я успел рассмотреть лицо "хмыреныша". Один в один Анатолий Дмитриевич. Только лет так через тридцать. А теперь уже и никогда. Что я при этом почувствовал? А что чувствует дезинфектор, уничтожая крыс? Ровным счетом ничего.
Тем временем ссора Середы с министром достигла точки кипения и их голоса повысились.
– Сейчас не время ЭТО обсуждать - Громыко зло выговаривал подчиненному
– У вас никогда нет для меня времени!
– почти уже кричит Середа
В этот момент на мужчин начинают оглядываться окружающие.
– Сейчас есть более важные дела...!
– отвернулся от заместителя министр
– Товарищи, товарищи...
– Брежнева почувствовала царящее напряжение и постаралась разрядить его - В соседнем зале накрыт небольшой фуршет, прошу за мной.
Мы дружной толпой идем по коридору в просторное помещение, где большой буквой П расставлены столы. Стульев нет, фуршет предполагается "на ногах", как принято на Западе. Мидовский народ тут же рванул к столам, на которых расставлены блюда со всевозможными
Я стою у стены и во мне все больше и больше поднимается волна тошноты. С самого утра я ничего не ел, да и обед пропустил - думал перехватить что-нибудь на фуршете. Но глядя на эту стаю гигантских пираний, с каждой рюмкой теряющих свой лоск и превращающихся в какое-то жрущее быдло... Нет, не могу... лучше уж потерплю до дома. Подходят какие-то люди, знакомятся. Уже во второй раз Чурбанов отрывает от Громыко Середу. У того на лице уже выражение полного отчаянья. Вскоре он где-то нашел стул, и сел за один из столов, обхватив руками голову и широко расставив локти среди грязных тарелок и подносов с остатками поросенка. Я вижу, как Вера с Альдоной смотрят на него, тихо переговариваясь.
В зале появляется Веверс. Целуется с дочкой, обнимает Веру. К начальственному уголку подходит буквально на минутку вручить подарок и тут же отходит. Вокруг него образуется кружок людей. Воспользовался поводом и пришел навестить бывших коллег? Все это выглядит несколько странно.
– Ты тоже не любишь, когда так жрут?
– ко мне подходит Лада и кивает на "фуршетствующих" мидовцев
– Ненавижу!
– искренне отвечаю я - Спасибо, что еще не заставили петь во время этого застолья, а могли бы нас и как рыбу к пиву подать!
– Может, ты что-нибудь хочешь? Я принесу...
– Нет, спасибо, у меня сегодня разгрузочный день...
Лада жизнерадостно смеется. А мне становится все хуже. Знобит, на лбу выступают мелкие капли пота, в животе начинает крутить.
Я быстро выхожу в коридор и ищу туалет. Сортиры в МИДе впечатляют. Мрамор, автоматические сушилки, чистота, как в лучшей больнице. Еле успеваю запереться в кабинке, как меня жестоко рвет прямо в унитаз желтой горькой желчью. С трудом перевожу дыхание, смываю рвоту. Понимаю, что вернуться сейчас в зал и смотреть дальше на нетрезвую Брежневу, жрущих и пьющих мидовцев - выше моих сил. Опускаю крышку белоснежного сиденья и устало сажусь на нее. В маленькую щелочку между дверью и стеной вижу кусок умывальника. Понимаю, что надо бы выйти отсюда и прополоскать рот, но сил на это нет.
Хлопает дверь, и внутрь помещения заходит, покачиваясь, Середа. Мужчина останавливается возле умывальника, включает воду. Разглядывает себя в зеркало. У него под глазами - огромные мешки, по дряблым щекам бегут слезы. Он ...жалок. Еще раз хлопает дверь. Мимо статс-секретаря бодро проходит Веверс. Он кивает мужчине и насторожено оглядывается по сторонам. Потом идет к кабинкам и почему-то заглядывая под них. Не знаю зачем, но я вдруг решаю поднять ноги. Латыш закончив свой странный осмотр, невозмутимо выглядывает в коридор и тут же возвращается к умывальникам.