Режиссер
Шрифт:
Входит Макс с открытой бутылкой шампанского. Он подмигивает, отстегивает свою искусственную руку и наполняет ее вином. Ингмар смеется, подставляя пластмассовую ногу. Макс наливает туда вина, и они чокаются.
Ингмар сидит в темноте просторного хорового зала между Свеном и Стигом Флудином. Хмель все еще не покинул тело, он улыбается самому себе. Пленки с первыми съемками проявлены.
В светлом прямоугольнике со скругленными концами видно большое распятие, висящее на стене ризницы,
Пастор садится, кашляет, встает и подходит к окну.
— Что за ерунда со звуком? — шепчет Ингмар.
Он встает, щурясь на окошко, где установлен проектор.
— Погоди, — говорит Стиг, пытаясь удержать его.
Сев обратно, он видит, как служка протирает очки, и замирает, когда тот говорит с пастором об одиночестве.
— Звук такой, будто дело происходит не в ризнице, а в консервной банке, — говорит Ингмар, когда меняют катушку.
— Давай послушаем следующую.
— Готовы?
— Поторопитесь.
Снова на экране сачок, термос и пастор, который встает у окна. Палец передвигает монеты на столе, очки на фоне ноябрьского солнца.
— Звук просто ужасный, никуда не годится, — говорит Ингмар. — Придется записывать все по новой.
Стиг трет лицо руками и шепчет: «Черт, черт, черт!»
Все разговаривают вполголоса, обсуждая световую хлопушку.
Ингмар чувствует, как учащается пульс.
— Ну что? Все из-за нее?
— Не знаю, — отзывается Стиг.
— Пока не узнаешь, придется все отложить, — говорит Ингмар, повысив голос. — Не хочу никого обвинять, но это стоит чертову кучу денег — аренда павильона и зарплата.
— Пойду позвоню в техподдержку Госкино.
— Давай, Стиг, — говорит Ингмар, грызя ноготь большого пальца. — Позвони.
Он подмигивает ему. Темные взъерошенные волосы. Как хорошо, что я не стал злиться, думает Ингмар.
— Все уладится, — бормочет он, усаживаясь рядом со Свеном. — А картинка и освещение — все получилось прекрасно.
— Правда? — спрашивает Свен, широко улыбаясь. — Мне тоже понравилось.
— Сможешь повторить все в точности, когда будем переснимать это дерьмо?
— Думаю, да.
Ингмар чешет шею, пытаясь собраться с мыслями. Он стоит у режиссерского пульта, чувствуя, что готов опрокинуть его. И разбить в щепки. Накричать на кого-нибудь и выбежать прочь из павильона.
Он хватает сценарий, чтобы разорвать в клочья, и тут взгляд его падает на коробку шоколада «Дросте».
Целлофановая обертка обтягивает новую упаковку, мокрое поблескивание пластика на темной коробке.
Он понимает, что это Катанка села в машину, съездила куда-то, купила шоколад и оставила у него на столе.
— Ну что тут сказать, — бормочет он, перелистывая сценарий.
Опустившись на стул,
Мужчина в светло-сером костюме стоит возле звукооператорского пульта вместе со Стигом и Брианом.
Светло-рыжая капитанская бородка и очки в руке.
Ингмар наблюдает за ними, дожидаясь, пока они попрощаются и мужчина выйдет из павильона. Потом подходит и поднимает с пола пятиэревую монетку.
— Что он сказал?
Стиг так рад, что глаза его слегка увлажняются, когда он рассказывает, в чем состояла ошибка, которую они уже выяснили и исправили: хлопушка была неправильно собрана.
— Он так сказал?
— Да, он попробовал…
— И вы уверены, что все дело в этой дурацкой хлопушке?
— Госкино плохого инженера присылать не станет, — отвечает Стиг. — Понимаешь, если сам изобретатель говорит, что хлопушка испортила звук…
Они несколько мгновений молча смотрят друг на друга и улыбаются.
— Значит, можно приступать к съемкам? — спрашивает Ингмар.
— В любой момент.
В одиночестве сидя за столиком на веранде в столовой, Ингмар склонился к тарелке и ест вареную ветчину с яичницей и картошкой.
Оконная рама устало похлопывает в петлях. Там, где отошла белая краска, виднеется черное железо. Занавеска слабо подрагивает от сквозняка.
Он спускается взглядом по склону между деревьями. За окном так холодно, что свет превратился в стекло, повисшее рваными осколками над красным диким виноградом и кирпичом.
Он кладет вилку на стол, чувствуя запах сигаретного дыма. Под окнами веранды кто-то замолчал в разгар оживленной беседы, потоптался на гравии и громко рыгнул.
— У Ингмара на съемках вечно какие-то проблемы с аппаратурой, всегда одно и то же.
— Черт, я тоже это заметил, — говорит мужчина помоложе.
— А все потому, что ему обязательно надо во все соваться, понимаешь, а то без него не справимся: здорово, парни, клево у вас получается, но…
— Ага, только вы… Прекратите, ребята, — смеется третий. — После съемок сами будете хвастаться, что…
Те бурно выражают недовольство, усталый голос говорит что-то неразборчивое. Оконный крюк бьется о железную скобу. Последний окурок, описав дугу, приземляется на гравий.
В столовой вилка бряцает о тарелку, сливаясь с разноголосым дребезжанием других ножей и вилок.
Сладкий кофейный аромат предвещает появление Биргера Юберга. Поставив чашку, он выдвигает из-за стола стул.
— Я сейчас слышал, что вам придется переснимать все с самого начала, — приветливо говорит он.
— Нет, просто чертова световая хлопушка испортила весь звук, — отвечает Ингмар.