Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
Внизу послышались крики, на лестнице затопало, наверх взбежали двое солдат с короткими пиками в руках. Тоже оцепенели, один вскрикнул:
– Да никакой не призрак!… Сэр Ричард, никак вы?
– Конечно, я, - ответил я с облегчением.
– По делам отлучался, а вернулся незаметно.
Первый страж смотрел все еще ошалело, второй сказал понимающе:
– Охрану проверяли?… Да, в метель почти никто не охранял, но сейчас бдим.
– Как леди?
– спросил я с замиранием сердца.
Они переглянулись, снова второй ответил
– Леди Беатрисса?
Я спросил напряженно:
– А что, здесь есть и другая?
Он помотал головой.
– Нет, какая другая? Другой нет!
– Так как она?
– спросил я и уточнил для тупоголового: - Леди Беатрисса?
– Шьет, - ответил он с гордостью.
– И вышивает! Весной новые знамена вывесим! Даже на воротах.
– Ну, - буркнул я, - если и на воротах… Ладно, доложите ей как-нибудь помягче, что я вернулся и осматриваю замок. Нет, что осматриваю, не надо, а то подумает… Просто, что видели меня.
Леди Беатрисса выбежала навстречу бледная, исхудавшая, с заострившимися чертами лица и большими глазами, что из фиолетовых стали почти черными.
– Ох, - сказала она тонким жалобным голосом, - так это правда…
Я отвесил неуклюжий поклон.
– Не знаю, о чем вы, леди Беатрисса, но здесь вы и я во плоти.
Прикусил язык, плоть нас как раз и подводит, а обоим надежнее, чтобы общение шло на уровне повыше. Беатрисса подошла медленно, как во сне, взглянула снизу вверх робко и просяще, словно не верит, что не исчезну снова.
– Я уже не знала, что и думать…
– Я же предупреждал, - вырвалось у меня, - ох…
Мои руки сами приняли ее в объятия, она прильнула, как лоза к дереву, маленькая и уже не своевольная владетельная хозяйка земель Сворве. Я вдыхал запах ее волос, поднятая кверху прическа беззащитно обнажает белую нежную шею с двумя крохотными веснушками, пальцы ее то сжимают ткань моего камзола, то, испугавшись своего порыва, поспешно отпускают.
– Мы все волновались, - прошептала она.
– Да-да, - ответил я виновато, - я недостаточно четко объяснил, что могу задержаться.
Она вскинула голову, глаза снова стали фиолетовыми, я видел в них себя и только себя.
– Но вы вернулись, - сказала она тем же шепотом.
– И теперь все будет хорошо…
– Да уж, - согласился я с неловкостью, - мои бароны обрадуются… Снова пир, опять походы за славой и подвигами…
Она чуть отодвинулась, уже приходя в себя, даже устыдившись порыва броситься мне в объятия.
– Да, - произнесла она ясным голосом, - как вы, мужчины, без пиров и подвигов! Что за жизнь?
– Все верно, - согласился я.
– Пиры… охота, честь, слава, подвиги… снова пиры…
Она уже взяла себя в руки, сильная маленькая женщина, я вижу, как душит в себе то простое, что свойственно нам всем, но управляет только простолюдинами.
– Да-да, - произнесла она голосом, из которого на глазах изгоняет не только чувственность,
Я уловил, что лишь в последний момент заменила слово «игры», я тоже давлю в себе то, что терзало меня и доводило до безумия, с древних времен именуемое любовью, но все так же стоим друг друга: как раньше терзались этим необъяснимым чувством, так и сейчас оба загоняем его в глубины, где ему и место, а сверху ставим волю с карающим мечом и в добротных доспехах.
– Обязанности нужно выполнять, - сказал я.
– Или исполнять, точно не помню. Так что я, с вашего разрешения, сегодня же отбуду в замок Эстергазэ… тьфу, привязалось! Давно этой сволочи… простите, уже нет, а поминаю.
– Бароны отбиваются от рук?
– спросила она с бледной улыбкой.
– Еще не знаю, - ответил я.
– А вдруг и в самом деле?
– Тогда вам нужно, - проговорила она тихо, - да, это обязывает…
– Еще как, - сказал я.
– Значит…
– Сегодня же и отбуду, - сказал я торопливо.
– Я в самом деле отсутствовал слишком долго. Никаких вестей не получал, прямо и не знаю, что там творится!
Глава 2
Слуги с почтительным страхом и гордостью сообщили, что моему вороному жеребцу скормили ненужное железо из кузницы, а также из каменоломни для него привозят серый гранит, который он очень любит.
– Любит, - сказал я саркастически, - уже и вкусы его знаете…
– Ну, а как же?
– ответил старший конюх с достоинством.
– Такой конь… За ним должен быть особый уход.
– Избаловали, - проворчал я.
– И раскормили небось. Как на такого бегемота влезу? Да и стыдно будет за ворота выехать…
Зайчик выбежал во двор, едва распахнули ворота конюшни. Я уж испугался, судя по его виду, что бросится на шею, как и Бобик, но арбогастр только нежно обнюхал мою голову и шею, фыркнул, уловив аромат женских духов, заржал призывно.
Я обхватил его за могучую шею, он замер и только жарко дышал мне в затылок, тоже стараясь продлить это мгновение. Бобик перестал скакать вокруг нас, плюхнулся на толстый зад и смотрел с великим интересом: а что, мол, дальше? Что за игра?
– Вот видишь, - сказал я ему с упреком, - Зайчик совсем не растолстел! Ну, почти… А ты? Посмотри на себя, кабанище! Да ты в ворота крепости не пройдешь, придется тебя здесь оставить.
Бобик взвился в воздух, оттолкнувшись всеми четырьмя. Вид у него такой, что перепрыгнет и стену, если не пролезет в ворота, но как это не пролезет, что за обвинение чудовищное и несправедливое, и вообще как это уедем без него?
Зайчик злорадно заржал, конюхи и слуги собрались во дворе, дивились внезапно появившемуся хозяину и умилялись той радости, которые выказывают ему преданные и любящие животные.
Я вскочил в седло, Бобик сразу же бросился к воротам. Я вскинул руку, все смотрят и слушают с великим вниманием.