Ричард Длинные Руки – король-консорт
Шрифт:
Отец Велезарий беззвучно открывал рот, но неведомая сила прижимает его к полу, где уже распростерся, словно лишенный костей, отец Ансельм.
– Клянусь, – донесся сквозь грохот кипящей в моих жилах крови голос аббата, – завтра ты возложишь на себя корону… Потерпи… и позволь приготовить торжество…
– Зачем это мне, – проревел я так мощно, что погасли свечи, а по келье пронесся ледяной ветер, – когда я уже сам…
Ладони с короной пошли вниз, я чувствовал неизъяснимое древнее наслаждение и предчувствовал сладостный момент, когда обруч плотно сядет на голову, и вся мощь и власть Повелителя Двух Миров войдет в меня и наполнит восхитительным счастьем всеобщего разрушения…
Я не услышал рычания и не увидел стремительно мелькнувшего тела, но острая боль заставила вскрикнуть. Я упал, подмятый чудовищно сильным зверем, что вжал меня в пол и тянется острыми клыками к моему горлу.
Рядом слышались испуганные крики, шум, грохот, лязг, я с трудом перевернулся на живот и спрятал горло, но чудовище не стало прокусывать мне шею и становую жилу, как обычно делают хищники, догнавшие жертву, и я наконец понял, что это Адский Пес снова помешал мне надеть темную корону.
Он часто и хрипло дышит, прямо передо мной зияет распахнутая дверь в коридор, скособочилась и висит на одной петле, аббата не видно, а отец Велезарий и отец Ансельм со странно закопченными лицами, словно весь день раздували затухший костер, горестно смотрят на остатки посохов: у отца Велезария осталась половина, у отца Ансельма и того меньше, древки почернели, а концы обуглились.
Отец Ромуальд усадил аббата обратно в кресло и приводит его в чувство. Я протянул руку, чтобы потрепать с благодарностью Бобика, но рука прошла сквозь его тело. Он лизнул мне пальцы, я успел ощутить горячий язык, но в следующее мгновение растворился в воздухе.
– Где, – прошептал я, – корона?
Оба часто и хрипло дышат, хватая воздух широко распахнутыми ртами, ответить не в силах, зато от противоположной стены раздался суровый голос отца Ромуальда:
– В твоей сумке.
Я оглянулся в удивлении, прямой и напряженный, как тетива на композитном луке, он держит ладони на плечах сидящего в кресле аббата, а тот выглядит там полным сил полководцем, а не дряхлым старцем.
Отец Велезариус, отдышавшись, прохрипел:
– Спасибо твоей божьей собачке… как только выбила корону из твоих рук, мы посохами в твою сумку…
– Кто бы поверил, – сказал отец Ансельм зло, – святое дерево посоха, выструганного из креста, на котором распяли Христа, не выдержало прикасания к этому… этой…
Я отстраненно подумал, что никто даже не среагировал на призрачную собаку, что каким-то чудом на короткое время становится реальной.
– Искренне сожалею… но то был не я…
– А кто? – спросил отец Ромуальд свирепо.
– Какая-то сила, – признался я, – что во мне. Отец настоятель, мне послышалось, что вы сказали…
Аббат ответил все еще сильным голосом, но идущим на спад, словно тоже быстро стареющим:
– Да, я это сказал.
– Это… чтобы обмануть… ту темную силу?
Он покачал головой.
– Нет.
– Но… как же…
Отцы Велезариус и Ансельм смотрели на него в изумлении и страхе. Аббат произнес устало:
– Все равно та мощь скоро возьмет над тобой верх. В следующий раз ты совершенно бездумно вытащишь корону и наденешь. И никакая собачка тебя не остановит. Потому… нужно сделать шаг навстречу.
Я ощутил холод в теле, что пронизал до мозга костей. Одно дело клеймить их за трусость перед Маркусом и призывать не прятаться от опасности, другое дело самому вот так выйти и выдержать удар, не говоря уже о том, чтобы осмелиться нанести ответный.
Стараясь не выказывать терзающего меня ужаса и жажды снова раскрыть сумку, я застегнул ее на обе пряжки и постарался вообще отвернуться.
– Сделаю все, – сказал я аббату, – что скажете. Я верю… у вас получится.
Он покачал головой.
– Нет.
Я насторожился.
– А что…
– Получиться должно у тебя, – ответил он невесело. – Потому завтра решится… быть нам или не быть.
Он произнес это просто, как будто речь только о нем, и так уже старом, да еще о Велезариусе и Ансельме, тоже битых жизнью и старых, однако я с холодом во всем теле ощутил, что завтра станет ясно, быть или не быть Храму Истины… а также всему нашему миру.
На миг в глазах стало темно, а под ногами пусто, словно падаю в глубины бездонного космоса.
Я перевел дыхание и сказал чужим голосом:
– Отец настоятель… все понимаю… я проведу эту ночь в молитве.
Он перекрестил меня и произнес ровным голосом:
– И не ропщи. Господь испытывает не грешников, а праведников.
Я поклонился.
– Спасибо, отец настоятель.
– Иди, – сказал он. – А мы подумаем, как и что сделать.
Возможно, ход мыслей аббата проще, чем я думаю. Маркус все равно все сметет с лица земли и уничтожит человечество, так почему не рискнуть с темной короной Повелителя Двух Миров? В случае неудачи мир всего лишь будет уничтожен на несколько недель раньше…
Но в случае удачи, пусть и маловероятной, появляется некий дополнительный шанс, хотя и непонятно какой, а также непонятно, появляется ли…
В страхе и смятении я побродил по залам, в келью возвращаться невыносимо, вытащился из головного здания на двор, где яркое солнце, свежий, но теплый воздух, ветерок, а монахи, как робкие мыши, ходят вдоль стен, опустив головы и пряча руки в длинных рукавах.
Я отметил, что во дворе нет привычных колодезя и множества телег, на которых привозят все необходимое, начиная от дров и заканчивая мукой и мясом.