Ричард Длинные Руки – майордом
Шрифт:
Народ выходил по одному и парами, но чаще – по одному, все-таки таинство, никто друг друга знать не должен, лицемеры, я стоял в сторонке и наблюдал угрюмо.
Простучали каблучки Бизеллы, она подбежала и схватила меня за руку.
– Ждал?
– С места не сходил! – заверил я.
– А что такой мрачный?
– Ты же обещала, – упрекнул я. – Всю ночь тут торчал…
– Бедненький, – сказала она жалостливо, – на тебе лица нет…
– Это все от страсти, – объяснил я.
– Или слишком много жареного мяса съел, – предположила она лукаво, –
Я пробормотал:
– Так он вернулся?
– Кто?
– Сатанаил, – объяснил я, – ваш повелитель…
– Да, – сообщила она радостно, – хоть и не скоро. Все прошло как надо, только с опозданием. Видишь, уже утро, надо по домам.
Я спросил:
– А что теперь?
Она поняла по-своему, улыбнулась и развела руками.
– Я сопровождаю госпожу во дворец.
– Какая жалость, – пробормотал я.
Она заговорщицки подмигнула и прошептала:
– Завтра, хорошо?.. Я тебя не разочарую, обещаю. Может быть, удастся сегодня вечером.
Я вздохнул, сказал с самой невеселой мордой, какую смог изобразить:
– Столько терпеть…
Она прошептала:
– Днем не смогу! У нас такая охрана… У всех, кто вхож на такие мистерии, дома просто крепости! Никто не хочет, чтобы городские власти совали нос, куда их не просят… Ой, вот и госпожа!
Ее хозяйка вышла быстро, явно торопясь, мы с Бизеллой по взмаху ее руки пошли следом. Я выпячивал грудь и всячески показывал, что смету всех с дороги, и хозяйка, как мне показалась, пару раз взглянула весьма одобрительно.
Когда показались ворота, она сбросила капюшон и сказала повелительно, не оборачиваясь:
– Все, Бизелла, отпускай своего знакомого!.. Вот плата.
Бизелла торопливо взяла монеты, я протянул руку, но спросил:
– Не лучше ли провести до ворот дома?
Женщина покачала головой.
– Нет. Тебе не обязательно видеть и знать, кто я.
– Простите, – пробормотал я, – буду знать.
Бизелла передала мне монеты, подмигнув, мол, все это игра, как будто по ней не видно, чья она служанка, но такие правила, так что не спорь, иди, а вечером увидимся.
Гравий еще хрустел под их ногами, служанка уверена, что я рассматриваю ее сзади, и старательно виляет задом, но я повернулся к черному храму. Что-то тревожное в нем, очень тревожное. Понятно, что поступим так же, как с аналогичными. Служителей быстро перебьем, храм постараемся разрушить. Или перестроить во что-то полезное.
Но от этого веет настоящей угрозой. Хотя, может быть, потому, что здесь не шутовская оргия, а в самом деле появляется демон. Правда, цель все та же: свальный грех.
Странно все это…
Глава 4
По улицам то и дело, когда медленно и спесиво, когда быстро проносились повозки, и всякий раз я провожал их взглядом. Что такое повозка у нас в Армландии, даже если для богатых и знатных? Квадратный ящик на колесах, где дверца и еще окно, постоянно задернутое тканью, чтобы не забивалась дорожная пыль. Колеса грубые, сбитые из сплошных досок, обрезанных по кругу. А здесь повозка уже почти карета. Я остановил водоноса, и он налил полную кружку холодной воды. У менял я оставил одну золотую монету и загрузил кошель мелочью, после чего заплатил за роскошную трапезу прямо на улице под широким навесом от солнца и пыли. Пока угощал двух проголодавшихся солдат, они рассказали, что охраняют стену уже второй месяц, все уверены, что варвары на приступ не пойдут.
– Почему? – спросил я. – Ворота распахнуты… Защитников мало…
– Нас не мало, – возразил один. – Одних пикейщиков и ратников тысяча!..
– А лучников?
– Тех тоже тысяча, – сказал второй. – Семьсот лучников и триста арбалетчиков!
– Не считая двухсот конных рыцарей, – добавил с угрюмой гордостью первый. – Про магов вообще молчу: они столько ловушек наготовили… и варвары это знают…
– Это хорошо, – воскликнул я и, бросив на стол серебряную монету, велел трактирщику: – Еще вина моим друзьям!..
А сам вышел на проезжую часть улицы.
Так обошел почти весь город, еще пару раз отведал местных блюд и снова поразился, как мало людей говорят о нашествии варваров. И ближе к вечеру решил, что узнал достаточно и пора возвращаться к своим.
Я обходил город по широкой дуге, стараясь остаться незамеченным, и в лесу наткнулся на живую копию хрестоматийной картины «У омута». Девчушка сидит у края воды, пригорюнившись, положив голову на колени и обхватив их передними лапками, потом поднялась и решительно вошла в воду.
Платье простенькое, домотканое, дешевые башмачки, но дующий от озера ветер прижимает легонькую ткань к девичьему телу и обрисовывает очень четко хорошенькую фигурку с торчащей, как у молодой козы, острой грудью, полными икрами и красиво вылепленными голенями. Только живот вроде бы должен быть поменьше, а так милая и хорошо сложенная девушка.
В профиль хорошо виден вздернутый носик, веснушки на загорелом лице, только личико чересчур серьезное, даже слишком. Такие всегда улыбаются всем светло и радостно, охотно визжат, задорно хохочут по любому поводу, с ними всегда легко и уютно…
Она сделала еще шаг, вода на мелководье покрыла ступни. Лицо покрыла смертельная бледность.
– Простите меня… – прошептала она едва слышно. – Прости, отец, прости, мама…
Еще два шага в воду, та приняла ее охотно, девушка погрузилась до пояса, затем тихонько и жалобно вскрикнула, закрыла в страхе глаза и бросилась в воду. Брызги взлетели неожиданно высоко, словно не тонкое девичье погрузилось, а рухнуло бревно.
Я все еще тупо смотрел, как расходятся круги, но ее тело не вынырнуло в отличие от бревна.