Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии
Шрифт:
Огиель посмотрел исподлобья и с недоверием:
– Ну тогда… вот как бы так: вы оставляете нас в покое, а мы даем клятву, что…
Я прервал:
– Извини, дорогой, но скажу сразу, чтобы не затягивать: со мной договориться невозможно. Вы хотите, чтобы Господь уничтожил человечество, а я против. Удивительно, да? Даже Михаил хочет, чтобы мы передохли, только вслух не скажет. Потому если хотите вести переговоры, то лишь о немедленной сдаче. Можем оговорить условия: почетные, полупочетные, четвертьпочетные…
Сфорца сказал быстро:
– Мы предлагаем вариант, который вас устроит. Мы не выходим
А вы нас оставляете в покое. Мы просто отделяемся от остальной части ада.
– Автономии захотелось, - сказал я понимающе.
– Ад слишком уж расширился, верно? Целая империя, а империям положено неизбежно распадаться на отдельно взятые с бою королевства. Все понятно, ребята, я вам даже сочувствую. Но с переговорами опоздали. С них надо было начинать чуть раньше.
Огиэль не нашелся что сказать, Сфорца спросил с подозрением:
– Когда?
– До начала военных действий.
– Мы на вас, - сказал он быстро, - не нападали!
– Это превентивный удар, - объяснил я.
– В интересах. И по показаниям. Военная доктрина в действии. Добьем врага в его логове!.. Ничего личного, это лишь пропагандистское клише, но как действует! Все просто и ясно.
Он вздохнул, подумал, спросил с надеждой:
– А как насчет перемирия на сутки? Огиэль?
– Поддерживаю, - сказал темный ангел быстро.
Я подумал, кивнул:
– Да, это приемлемо. Хорошо, ровно на сутки. Засекаем время… До встречи!
Глава 8
Они поклонились, отступили. Я наблюдал, как удаляются, теперь хорошо видно, что крылья Оги-эля бессильно обвисли, половина перьев изрублена, в паре мест вообще повреждены жилы. Сфорца держится лучше, хотя его панцирь и доспехи хранят следы свежих ударов.
Когда я вернулся, на краю лагеря ждали Тамплиер с Сигизмундом и Азазель. Судя по их лицам, слышали все, рыцари переглядываются, Азазель морщится, посматривает с укором, словно понимает, что будет дальше, хотя что он понимает.
Тамплиер буркнул:
– Надо ли было?..
– Чё?
– спросил я.
– Перемирие, - ответил он.
– У нас преимущество.
– Теперь еще больше, - бодро заверил я.
– Раз они добивались перемирия, значит, оно им весьма нужно. Следовательно, наступление начинаем немедленно.
Тамплиер непонимающе прогудел:
– Наступление? Какое наступление?
– Стремительное, - пояснил я.
– Мощное! Ре-волюцьенно-яростное! Бескомпромиссное!.. Женщин не щадить, пленных не брать!.. Камня на камне чтоб!
Он охнул:
– А перемирие?
– Это же демоны, - напомнил я.
– И вообще это облые противники. Можно даже сказать без большого преувеличения, враги!.. Для интеллигентного человека все вокруг враги и тупое бесчувственное быдло, вы не знали?
Он возразил с достоинством:
– Договоренности нужно соблюдать с любыми противниками!
Я изумился:
– Чё, правда?
– Рыцарь, - заявил он надменно, - должен всегда оставаться рыцарем.
– Ха, - сказал я, - а еще хе-хе. Даже хи-хи. Трижды. Пусть демоны увидят, что люди - это им не ангелы, а даже не сраные демоны!.. Что нам правила, законы, договоренности? Мы сами мятежники из мятежников, нарушители всего и вся!..
Азазель хмыкнул, посмотрел на Тамплиера, на меня, покачал головой, но взгляд отвел в сторону.
– Любой демон будет уступать дорогу, - подтвердил он, - и вообще забиваться в щель и трястись мелкой, а то и крупной дрожью.
Сигизмунд спросил растерянно:
– Правда?
– Человек, - заверил Азазель, - это страшно! Это звучит…
– Гордо?
– подсказал я.
– Или трагически?
– Страшно, - повторил он.
– Это звучит страшно и пугающе. Сэр Ричард, вы устанавливаете новые отношения между людьми и демонами.
Я пробормотал:
– Надеюсь, не только… но об этом потом. Пока рано, я скромный и хитрый.
Тамплиер прорычал:
– Я не стану нарушать перемирие.
– А с вами и не заключали, - напомнил я.
– Это великое счастье на мне, а я вас освобождаю от такой химеры, как совесть, когда имеете дело с бессовестными. Приказы боевого командира вы тоже отказываетесь выполнять?
Тамплиер добросовестно подумал, прогудел:
– Такого со мной не было.
– Тогда проблем нет, - сказал я легко.
– Аза-зель, поднимайте войска. Пока Алфофаниэш, отложив оружие, собирает раненых и вот-вот начнет заделывать бреши в стенах, самое время вдарить. Покажем этим якобы демонам, кто из нас настоящий, а кто только прикидывается злым и вероломным!
Тамплиер тяжело опустился на камень, обеими руками снял шлем, обнажив красное распаренное лицо, словно в самом деле чувствует весь жар ада, хотя еще Вельзевул заверил, что ничего не ощутим и не заметим.
– Ох, - сказал он с сомнением, - а не грешите ли против истины, сэр Ричард?
Я изумился:
– Грешу, и что?.. Допустимо грешить против истины ради рождения новой! Более правильной. Старые истины коню под хвост, а новые - на знамя!
Он пробормотал с сомнением:
– А разве так можно?
Я охнул:
– Разве не так всегда делается? Мы же идем от хорошего к лучшему, это именуется прогрессом. Потому старые истины коню сэра Сигизмунда под хвост, но можно и вашему.
– Как-то нехорошо, - сказал он неуверенно.
Я подумал, согласился:
– Вообще-то вы правы, сэр Тамплиер. При чем тут ваш конь?
– Нет, - проговорил он в глубоком раздумье, - где-то здесь неправда…
– Сэр Тамплиер, - сказал я отечески, - первой жертвой войны, а также революций, переворотов и победоносных учений всегда становится именно правда. Но это ничего, на смену старой правде приходит новая, более правильная, пусть и не совсем правдивая. Ибо что есть правда, как спрашивал штатгалтер Пилат?.. Или он не о правде? Ах да, он тоже боялся согрешить против истины, интеллигент хренов! В общем, сэр Тамплиер, о какой истине можно говорить во время боевых действий? Не смешите своего же коня. Хотя он далеко, но вдруг услышит и перестанет вас уважать? Разве вы не дорожите мнением своего коня?