Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
Все расположились вокруг долины, ставят шатры, устраивают лагеря так, чтобы по сигналу сразу в бой. Я побывал везде, но не слезал с коня, битва с Маркусом не сегодня-завтра, но вторжение в ад начнется уже в считаные часы, если не минуты.
На обратном пути Бобик резко взял в сторону, там из земли выступают поросшим мхом циклопические камни древних развалин, я вздрогнул, заметив сидящую на камне женщину в скромном сером платье и легком платке, наброшенном на плечи.
Она улыбнулась навстречу, словно встречает доброго друга. Бобик подбежал и попытался свалить
Арбогастр подошел тоже спокойно, но сердце мое начало стучать все чаще и взволнованнее. Я медленно покинул седло, чувствуя себя так, словно вот сейчас приближаюсь к раю, из которого пинком вышибли моего далекого предка.
Женщина поднялась, высокая прическа мне будет до подбородка, чуточку откинула голову, всматриваясь в мое лицо. Я в свою очередь смотрел и не мог отвести взгляд, хотя вроде бы ничего блистательного, но какое же это совершенство…
– Так вот ты какой, - произнесла она мягким женственным голосом, и мое сердце сладостно стиснулось в непонятной истоме, - к которому все сходится.
– Что сходится?
– полюбопытствовал я.
– Меня зовут Ричард Длинные Руки. Вообше-то от того, что само плывет или сходится, стараюсь держаться подальше.
– Я Лилит, - ответила она просто.
Я охнул:
– Да ну… что, та самая?
Она кивнула.
– О тебе, - сказала тем же женственным голосом, что проникает прямо в сердце, - говорят и небесные, и те, что в аду. Все стараются произносить твое имя с пренебрежением, но… слишком уж стараются. Это заметно. А еще заметно, те и другие пытаются на тебя опереться, словно ты Тот Самый Краеугольный.
Я торопливо соскочил на землю, мог бы и раньше, каждая жилка дрожит, даже голос едва не дал петуха, потому я проговорил нарочито замедленно:
– Ого!.. Даже не верится… ты та самая Лилит, которая… и вот теперь я зрю своими глазами…
– Твое мнение, - продолжила она тем же голосом, - все приводят в доказательство своей позиции. Обе стороны. Как ты так ухитряешься?.. Да, я та самая, если ты имеешь в виду…
– Первую жену Адама, - досказал я.
– Никогда бы не подумал, что ты такой шедевр! Уважаю господина Бога. Пойдем чего-нить выпьем?.. Мой черный Зайчик донесет и двоих. Хотя донести могу и я.
Она тряхнула головой, звонко расхохоталась:
– Да, я таким тебя и представляла!
– Сэра Ричарда?
– уточнил я.
– Нет, - ответила она милым женским голосом.
– Мужчину, которого хотела бы встретить все эти тысячи лет.
– Ох, - сказал я, - да я за такие слова что хошь или кого хошь… С ума сойти! Чтоб сама Лилит такое сказала!.. И кому? Мне!
– А что не так?
– Все так, - ответил я.
– Конечно же, я самый замечательный на свете, но дело в том, что знаю это только я один… а тут ты такое выдаешь! Прям родственная душа!
Она произнесла спокойно, но с некоторым радостным удивлением:
– А ты не чувствуешь… что наши души в самом деле…
Я прислушался к себе, неведомый жар поднялся из глубин моей не такой уж мохнатой и заскорузлой, как хотелось бы, души, охватил все тело, наполняя звездным огнем каждую клетку и каждую митохондрию, включая и заснувших.
– Это что?
– спросил я настороженно.
– Колдовство?
– Разве Творец не выше любого колдовства?
– спросила она.
– Он творил тебя, - напомнил я, - а я так, сам сотворился, что ли… Ты же творение самого Всевышнего! Блин, да Он, оказывается, и в таком деле мастер!.. Одно дело - творить миры, другое - тебя вытютюливать так, что у меня сердце останавливается, а в зобу подкатывает и спирает. Зоб - это вот здесь, не думай ничего лишнего.
– Лишнего, - ответила она, - ничего.
Взгляд ее сказал все остальное. Я успел растопырить объятия, и она вошла в мои загребущие.
В апартаментах, предоставленных в мое распоряжение сэром Робером, я постарался создать самые изящнейшие фужеры, какие только мог представить, но все равно получаются только те, которые держал в руках или хотя бы видел, однако видел достаточно, чтобы она онемела в восторге.
– Как., как ты это делаешь?
Я неспешно наполнил полусладким шампанским, Лилит устроилась в глубоком кресле по ту сторону стола и наблюдает за мной большими блестящими и любопытными глазами.
– Если я по образу и подобию, - произнес я с должным самодовольством, - то сама как бы понимаешь или даже разумеешь… Ведь понимаешь?
Не отрывая восхищенного взгляда от фужера с вином, она все же недовольно дернула плечиком:
– Трудно представить себе, что ты по образу и подобию.
– Я же творю?
– возразил я.
– А творить начал, как только меня вышибли из рая, и я взял в руки палку побольше. И до сих пор такое творю!
– Такое, - согласилась она, - что потопом либо Маркусом только и остановить твое творчество, смертный.
Она так осторожно взяла фужер, словно боится раздавить его пальцами, настолько тончайшее и почти незримое стекло, видно только бегущие вверх пузырьки.
Я с удовольствием наблюдал, как делает первый глоток, как прислушивается, улыбка воспламеняет сперва глаза, потом губы, затем все лицо, и вот она довольная и счастливая смотрит на меня восторженными глазами.
– Знаешь, - сказал я, - если бы я не верил в Творца безгранично, я бы сказал, что это на Него повлияли некие враждебные человеку силы. Дескать, за власть и дивиденды борются могущественные группировки и тянут на себя одеяло.
Она отпила еще чуть, заулыбалась шире и поинтересовалась легко:
– А что на самом деле?
– Ничего, - ответил я хладнокровно.
– Никто за власть не борется уже потому, что там бороться некому. Господь - монарх и самодержец!.. Думаешь, кому я подражаю? То-то.
– Какое самомнение, - сказала она с подчеркнутым отвращением.
– Самомнение позволило Икару взлететь, - заявил я гордо.
– Скромные никогда ничего не свершат!.. Творец един и бесконечно велик, у него нет ни родни, ни товарищей, ни приятелей.