Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст
Шрифт:
Узинген охнул:
— Ну… ему повезло… Раньше только императорский флот решался пересекать океан, да и то у них всегда случались такие потери, что…
— Отказались, — договорил кто-то.
— Не выгодно, — пояснил другой. — Торговать невыгодно.
Я промолчал, что вообще-то находятся умельцы и на крохотных кораблях плавают на эту сторону, но кто знает, что у них за корабли, какой магией пользуются, и как именно отбиваются от чудовищ по дороге, и с помощью чего спасаются от ужасающих штормов.
— Завтра, — сказал
Выпроваживая их, я спустился вниз, на кухне хлопочет Синтия, платье из тончайшей ткани не скрывает ее мускулистого, но гибкого тела, плечи широкие и прямые, что придает ей подчеркнуто гордый и независимый вид.
Услышав шаги, обернулась, на губах появилась улыбка, а глаза засияли так звездно, что я остановился, ошеломленный, и уставился на нее с немалым удивлением.
— Синтия?
— Сэр Ричард, — ответила она мягким голосом, совсем не похожим на тот командный рык, какой я слышал от нее в тот день, когда вручал ей титул баронессы. — У вас ни минуты передышки!..
— Ну, — пробормотал я, — работа…
Она покачала головой, глаза сияют так, словно безумно радуется моему появлению, а улыбка расползается все шире, показывая великолепные ровные белые зубы.
— Я вам постелила, — сообщила она, — ваша светлость! Отоспитесь, отдохнете… Или маги не отдыхают?
— В спальне грандкапитана? — спросил я.
Она засмеялась:
— Грандкапитана нет давно. В вашей спальне вашего дома.
— Спасибо, Синтия, — поблагодарил я. — Кстати, ужин был просто удивительный. Не думал, что ты готовишь так же замечательно, как водишь корабли.
Она заулыбалась еще шире, наклонила голову в сторону, что выглядит даже кокетливо, если забыть, что это та самая Синтия, что в кулачном бою побьет любого пирата.
— Спасибо, ваша светлость, — сказала она ласково. — Ложитесь, завтра у вас трудный день.
Я кивнул и отправился в спальню, голова пухнет, помимо проблем бурно развивающегося маркизата грызет чувство вины, что сейчас здесь, а моя армия начинает движение через королевство Шателлен без меня… хотя нет, ей предстоит еще сперва пройти около сотни миль по Турнедо, уже затем вторгнется в Шателлен, где вообще-то все может обойтись и без моего участия, все-таки маршруты намечены, продовольствие свезут к нужным местам у дорог. Так что пока армия будет двигаться через королевство Шателлен, я вполне успею и здесь набегаться, высунув язык, как два Бобика, а то и как четыре, и в герцогство успею вовремя, а то и обгоню нашу тяжелую на поступь армию.
Сбросил сапоги, надо бы заказать полегче, есть из очень тонкой кожи, здесь не нужны толстые и теплые, вон
Повесил перевязь с мечом рядом на спинку стула и, раздевшись, блаженно вытянулся на постели, чувствуя, как сладко стонут набеганные косточки.
Дверь распахнулась без стука и без скрипа. Синтия вошла все в том же платье, но уже без передника.
— Еще не спите, ваша светлость? — спросила она легко.
— Э-э-э, — поблеял я, чувствуя себя донельзя глупо.
Возлег голый в полной уверенности, что никого не увижу до утра, еще и гениталии чешу, когда Синтия вошла, да не просто чешу, а смачно деру когтями, перекосив рожу, как Бобик, когда тот чешет задней лапой у себя под горлом, умильно запрокидывая голову.
Я вроде бы голову не запрокидывал, но чесался с таким наслаждением, что разве что не подвывал, а то и подвывал, не помню уже, а сейчас вот прятаться под одеяло как-то не зело, будто украл что. Достаточно и того, что чесаться прекратил и воззрился на нее с вопросом в глазах.
— Синтия?
— Ваша светлость? — спросила она легко и с улыбкой.
— Ты эта, — пробормотал я в поисках то ли слов, то ли жеста, — тоже… эта… сюда?
Она засмеялась:
— Маргарита меня разорвет, если не окажу вам все услуги, которые вы как мужчина и сюзерен вправе ожидать.
— Ой, — сказал я, — вы меня переоцениваете… Я вообще-то почти демократ, хотя, конечно, авторитарный.
— Вы человек, — напомнила она, — который изменил этот край и этих людей.
— Да, — согласился я, — однако мне эти феодальные привилегии хоть и жутко нравятся, как-то не совсем по идеологической составляющей базовых либеральных.
Она спросила с улыбкой:
— Что, совсем?
— Ну, — протянул я, — мало ли, что нам хочется. Мы же люди, а значит, должны делать то, что надо…
Она нагнулась, взялась за край подола, что почти касается пола, и не спеша подняла его, стягивая платье через голову. Пока ее лицо было закрыто, не надо поглядывать украдкой, и я засмотрелся на ее рослую и крепкую фигуру, идеально выточенную, на бугристые мышцы, ровный живот и четко прорисованные ребра. Груди некрупные, но идеально очерчены, словно вырезаны умелым столяром из твердых пород дерева и покрыты блестящим лаком. Точно посредине обеих чаш торчат крупные и ярко-красные соски, тоже вырезанные красиво и умело.
— …но с другой стороны, — договорил я, — нельзя спорить с местными обычаями, если мы не шовинисты, а законопослушные и гуманные демократы.
Она отбросила платье, тряхнула головой. Волосы, сами освободившись от шпилек, с облегчением хлынули на прямые, красиво разнесенные в стороны плечи и ровную спину.
В поясе она даже вызывающе прогнута вперед, и к ложу подошла легкой походкой, но не вызывающей, какую наблюдал тогда в кабаке, где увидел ее впервые, а со скромной и даже нежной, вот уж никак бы не подумал, улыбкой.