Ричард Длинные Руки — вице-принц
Шрифт:
Норберт шепнул мне на ухо:
— Ваше высочество, не надо.
— Думаешь? — спросил я так же тихо.
— Уверен, — ответил он многозначительно. — Вам это обойдется дороже.
Я сказал принцу и его людям:
— У нас вы можете чувствовать себя в безопасности… от Мунтвига. Сейчас мои люди разместят вас, насколько это возможно в полевых условиях с подобающими удобствами и почестями, соответствующими вашему высокому рангу. Вокруг костра, разумеется.
Они поднялись, сэр Сангстер и остальные молча коротко поклонились, но принц сказал горячо:
— Ваше высочество, вы должны… вы просто обязаны оказать мне помощь и раздавить восставших!
Личный секретарь показывал ему знаками, что это пока преждевременные речи, а я чуть поклонился и ответил доброжелательно:
— Принц, такие вопросы, уверен, королевские наставники учили вас не решать вот так сразу без долгого обдумывания и выбора правильной стратегии. При следующей встрече поговорим чуть более подробно.
Двое воинов учтиво повели их к костру, Норберт сказал очень серьезно:
— Войска Мунтвига еще далеко. Не меньше, чем в месяце пути.
— А с кем бароны вели переговоры?
Он отмахнулся.
— Передовые части легкой конницы. Разведывательные отряды. Их можно не принимать всерьез.
— И выступить против баронов?
Он кивнул.
— Очень удачный вариант! Принц еще слишком молод, чтобы стать королем. Но если его возвести на трон, вы по праву станете его регентом.
Я фыркнул.
— Если уж ввязываться в это дело, то я предпочел бы вступить в союз с могучими баронами.
— Ваше высочество!
— А что? — спросил я удивленно. — Мне оппозиция всегда нравилась больше. Бей, круши, ломай витрины магазинов, воруй… В любом случае, оппозиция вызывает симпатии, потому что борется против кровавого режима, а он все равно кровавый, даже если не кровавый, толпу не переубедишь, она всегда за честные выборы!
Он сказал упрямо:
— На одного мальчишку влиять все-таки легче, чем на сотню своенравных баронов.
— А справедливость? — спросил я.
Он посмотрел с великим изумлением.
— Это у вас такие шуточки?
— Да, — сказал я сердито, — шуточки! Однако сперва выслушаем их взаимные обвинения. А потом решим.
Он поморщился.
— Выслушивать еще и баронов? У нас нет дел поважнее?
— Верно, — согласился я. — Вынесем зажравшимся баронам приговор заочно. Виновны в свержении законной власти… пусть даже та законная вела себя не слишком законно, а чаще самодурно… ну, это мы уже проходили.
Он поглядывал на меня странновато, не спорил, но что-то мотал себе на ус, и, думаю, совсем не то, что я хотел намотать ему сам.
— Значит, бароны, даже если правы, все равно не правы?
— Восставшие всегда не правы, — изрек я. — Хотя я душой и сердцем на стороне восставших, не важно, из-за чего восстали и чего требуют, но это так революционно и красиво: восстать против тирании, выстроить баррикады, одолеть продажную клику, ворваться в дворцы и особняки, убивать и грабить, насиловать этих нежных испуганных женщин, поджигать дома и сараи, утверждая свои революционные права «мир хижинам, война дворцам!» и «грабь награбленное».
Он смотрел в некотором замешательстве:
— Гм…
— Это революция, — продолжал я возвышенно, — весь мир до основанья мы разрушим!.. Ну а затем мы новый мир построим… если очнемся от пьянства и разрухи, все-таки ломать куда проще, чем строить… Да и, самое главное, приятнее. Ломать настолько приятно, что в оппозицию кто только ни прет, все-таки не умеющих и не желающих работать гораздо больше, чем… ну, вы поняли.
Он сказал упавшим голосом:
— Понял. Значит, за этого мальчишку?
— При мальчишке, — сказал я, — будет править Совет с вот такими… я имею в виду седыми бородами, что уже знают натуру человеческую и никаких иллюзий не питают. Это значит, будут править мудро и осторожно, никаких рывков к светлому будущему, а медленное всползание длиной в тысячу лет.
Он зябко передернул плечами.
— Страшные вещи говорите!.. А с баронами вести переговоры будете? Если все правда, то скоро тут появится погоня.
— А может, и не появится, — ответил я. — Король убит, продажная клика изгнана, что им еще надо?.. Хотя горячие головы должны вообще-то погнаться, требуя добить врага в его гнусном логове.
Он зыркнул в мою сторону и буркнул:
— От кого-то я это уже слышал… Пойду отдам приказания встретить, если что. Прямо в нашем прегнуснейшем логове.
Командиры разъездов докладывали, какие впереди дороги, болота, броды через реки, а мы с Норбертом прикидывали, какими маршрутами пройдем дальше, хотя с каждым днем это все рискованнее.
Отряды легкой конницы Мунтвига прошли справа и слева навстречу, при желании могут взять нас в кольцо… если обнаружат, конечно.
На следующий день к нам с Норбертом подбежал один из воинов и, стараясь не беспокоить мое мудрое высочество, жарко зашептал на ухо начальнику легкой конницы так громко, что я услышал бы и за милю:
— Сюда двигается конный отряд!.. Рыцари!..
Норберт дернулся, глаза дикие, быстро взглянул на меня.
— Ваше высочество!
— Рыцарей Мунтвига здесь еще нет, — прервал я. — С какой стороны появились эти?
— С востока, — ответил гонец виновато.
— Там Гиксия, — сказал я.