Ричард Длинные Руки – ярл
Шрифт:
Призрак растаял, а мне остаток ночи грезился Ноев ковчег, динозавры все-таки проломили дно, все мы очутились в воде, барахтаемся, одежда тянет ко дну, я плыву по серой мутной воде, волны накрывают с головой, и тогда не соображаю, где верх, где низ, небо такое же серое, как и вода…
Вынырнул изо сна, как из очередной волны, но плеск продолжается, сквозь плотно притворенные ставни плещут струи воды, стекают по стене. На полу огромная лужа, подтекает под ковры. Я полежал под одеялом, прислушиваясь к монотонному шуму дождя. Воздух сырой, даже не сырой, а мокрый, весь как будто из мельчайших
Пес приподнял тяжелую голову. Взгляд сонный, посмотрел с неодобрением и уронил башку на измятую перину.
— Тебе хорошо, — сказал я хриплым голосом. Вообще-то не знаю, почему ему хорошо, но как-то принято считать, что хорошо всем, кроме меня самого. — Тебе не надо штаны надевать…
Из окна видно, какой во дворе потоп, вода хлещет уже поверх канавок у края стен, весь мусор исчез, отмытые камни блестят, как спины черепах. Мутная вода бурлит в местах, где уходит в подземные трубы и выводится за пределы замка. Я зябко передернул плечами и отвернулся от окна. Страшно и представить, во что превратилась земля там, где кончается камень…
Одевшись, я остановился посреди комнаты, тупо прикидывая, куда сходить до завтрака. Если к алхимику за картой, то это переть в южную башню, не успею. Чутье подсказывает, что вот-вот ударят в гонг, а здесь, как уже выяснил, никаких переодеваний, а как в казарме — бегом за стол, пока все не пожрали. Кажется, это называется раздельным питанием.
Рыцари хмуро смотрят загадочной темнотой из-за решетчатых забрал. Я приподнял ближайшему забрало, пусто, оглянулся на остальных. Вчера перед сном проверял, честно говоря, у всех двенадцати. Неужели вот так буду каждый раз, ну не нравится мне, когда уставятся и смотрят. В детстве всякий раз под кроватью палкой тыкал, даже рубашку перестал бросать на спинку стула, чтобы ночью не казалась чудовищем.
Портреты со стен смотрят неодобрительно, не нравлюсь, значит. Только на одной картине до меня нет дела, там обнаженная женщина на роскошном ложе. По-фламандски пышная, хотя грудь маловата, зато в талии широковата, кожа гладкая, ровная. Постель пышная, очень неудобная, запросто заработать сколиоз, над женщиной порхают на крохотных крылышках двое до жути раскормленных младенцев с диатезными щечками и рахитичными ножками, в руках прозрачное покрывало. Наверное, от мух.
Пес наконец поднялся, зевнул, потянулся и тоже уставился на портрет. Послышался стук в дверь, я крикнул «войдите», через порог переступила леди Дженифер. Ее взгляд сразу стал насмешливым, хотя, возможно, она надела эту личину еще в коридоре.
— Как же, — сказала она саркастически, — как же!.. Ну что еще могут рассматривать двое… гм, мужчин?
Я с интересом проследил, как она подобрала эвфемизм, чтобы не назвать нас обоих кобелями, сдвинул плечами.
— Почему же? Здесь много весьма любопытных вещей.
— Но все-таки эта голая заинтересовала больше всего?
Я кивнул.
— Надо же знать здешние вкусы.
— А у вас там они иные?
— Конечно, — сказал я убежденно. — У наших женщин грудь крупнее, очерчена лучше. И не свисает, как уши спаниеля. А у этой размером с фиги, но форму уже начинают терять. В талии чересчур, а в области ягодиц, вот видите, первые признаки целлюлита? Кроме того, похоже, ей недостает кальция и йода. Вот посмотрите, из-за нехватки кальция вон какие залысины, а недостаток йода виден по раздувшемуся, как у кобры, подбородку…
Я говорил холодновато, как патологоанатом, и если леди жаждала смутить деревенщину, то сейчас уже сама начинает краснеть, а я все опускал руку, начал объяснять, как делать пирсинг на пупке, мои пальцы сдвинулись к тому месту на картине, что вроде бы нечаянно прикрыт кончиком какого-то платочка за неимением фигового листка.
Леди Дженифер, зардевшись, торопливо прервала:
— Я вижу, вы знаток, сэр Ричард, в подобных делах.
— О, еще какой, — согласился я. — Только свистните, я вам такой пирсинг уделаю, что мать родная… в смысле леди Изабелла из дому выгонит! Вы пришли выразить соболезнование в связи с таким ливнем?.. Или тревожитесь, что я вас объем?
— Вы отсутствием аппетита не страдаете, — согласилась она ехидно. — Как и ваша милая собачка. Ах, какая милая и какая воспитанная! Она и лапу подавать умеет?.. Знаете, сэр Ричард, меня вообще-то послала мама. Почему-то решила, что я обижаю героя, так удачно появившегося в трудный для нас день… и так много сделавшего для нас. Я пообещала, что принесу вам свои извинения.
Я отмахнулся.
— Надеюсь, вы поленились их сюда тащить? А то комнатка махонькая.
Она подозрительно оглянулась.
— Махонькая? Ах да, в сравнении со столь привычным вам хлевом!
Я расхохотался, переход от почти состоявшихся извинений до мгновенной защитной реакции, когда бьют в ответ, не раздумывая, настолько великолепен, что откровенно залюбовался ее воспламенившимся лицом и гневно блещущими глазами.
— Леди Дженифер… — поинтересовался я тихонько, — вас часто бьют по голове?
Она оскорбилась:
— Почему вдруг?
— Когда в детстве брякаешь глупости, — пояснил я, — даже думая головой, получаешь по заднице. Но, подрастая, все меняется: когда думаешь задницей, бьют почему-то по голове.
— Нет, — отрезала она, — меня никто не бьет по голове!
— Значит, — вздохнул я сочувствующе, — все еще по заднице.
По коридору пронесся тягучий медный звук гонга. Я церемонно подал Дженифер руку колечком, она автоматически сунула ладонь, прежде чем сообразила, что делает. Попыталась отдернуть, но я прижал руку к боку, Дженифер попыталась лягнуть меня, но слуги открыли дверь, поклонились церемонно, я благосклонно улыбнулся и пошел, таща Дженифер, как козу на базар.
Пес, перехватив мой взгляд, саркастически ухмыльнулся и пошел следом.
Дженифер еще несколько раз пыталась по дороге выдернуть руку, но я начеку. Приблизились парадные двери обеденного зала, в почтительной неподвижности застыл массивный человек в стерильно-белой одежде и с белым колпаком на голове. Все ясно, должен следить, как реагируют на его старания, двое аскетично высушенных слуг, этих можно, наверное, называть уже лакеями. У отдельного стола ждет невысокая, полненькая девушка в белом передничке и с таким же белым чепчиком на волосах.
Слуги распахнули двери, и мажордом провозгласил торжественно: