Рим, папы и призраки
Шрифт:
— Как так? — спросила заинтригованная Лукреция. Адмирал, как ей представлялось, должен был бросить вызов ее постельному мастерству, и Лукреция совсем уж не надеялась на подобную физическую и умственную отдачу.
— Я имею в виду не расширение диапазона моих эротических познаний, как вы можете подумать, — проговорил он, и Лукреция обнаружила заметное разочарование, — но ваш статус, прежде неизвестный мне. Признаюсь откровенно, что никогда не считал вас предводительницей клана Борджиа, не говоря уже об участии в Феме. Я старею, теряю наблюдательность.
Течение лет наводило
— Обман был полностью преднамеренным, — сказала она. — И я лишь рада слышать о своем успехе. В каждом поколении Борджиа кто-нибудь наделен выдающимся честолюбием или целеустремленностью. Папочка, уверяю вас, был неплохим папой, если оставить в стороне религиозные соображения… а бедный покойный Чезаре великолепно пугал людей. Хуан и Жоффре, хоть и годились не на многое, по крайней мере могли размножаться и хранить породу. Я же была призвана руководить, хотя пол и предрассудки века заставляли меня скрывать свою роль. Учитывая все факторы, мы поработали не так уж и плохо, и Феме, похоже, одобрили семейное распределение ролей.
— Это общее мнение Борджиа? — поинтересовался Солово, укрывая красными простынями свой срам.
— О нет! — ответила герцогиня, вновь обнажаясь. — Это мой собственный небольшой секрет. К тому же я не принадлежу к числу полностью посвященных, покоящихся в объятиях Феме. Мои христианские верования, крепнущие по мере приближения… словом, с возрастом они не позволяют мне этого.
— Подобное достойно всяческой похвалы, — проговорил адмирал, откидывая голову на пышные подушки. За окном он мог видеть городскую площадь, с которой кафедральный собор св. Георгия смотрел фасадом на «Львиную башню» семейства д'Эсте, где он сейчас находился. Утро было в разгаре, и далекие крики торговцев нарушали идиллию. — Так не хочется прекращать эту восхитительную интерлюдию, но не следует ли подумать о возвращении герцога Альфонсо?
Лукреция пренебрежительно фыркнула.
— Если он вздумает посетить мой будуар, я умру скорее от удивления, чем от мести рогоносца. Действительно, в первые дни нашего брака он устроил потайной ход между своими комнатами и моими, чтобы застать меня в момент незаконной страсти, однако теперь не пользуется им. Возможно, и к лучшему: я устроила там ловушку. Нет, адмирал, мне нужно вырядиться под пушку, чтобы он проявил ко мне тот интерес, которого вы опасаетесь!
— Да, — заметил Солово, — когда мы с ним познакомились, герцог долго рассказывал мне о своей великой любви к артиллерии.
— Он проводит все дни в пушечной мастерской, которую сам и устроил, пытаясь создать совершенное орудие. Во всяком случае, это служит интересам Феррарского государства, которое он унаследовал и которым я управляю. Наша армия обслуживается хорошо — в отличие от меня.
— Многие знатные дамы позавидуют вашему браку, предпочитая, чтобы их мужья более служили Марсу, чем Венере. Кстати, герцог Альфонсо великолепно сражался, когда нам в прошлом году довелось вместе участвовать в битве при Джиарададде.
— Да, — игриво проговорила Лукреция, — свои дарования он приберегает для сражений. — Заметив, что внимание адмирала отвлеклось, она добавила: О, прошу прощения за случайный шум…
Солово прекрасно представлял причину шлепанья ног и редких рыданий, послышавшихся над головой. Там, в заключении, томились сводные братья, Джулио и Ферранте; в две лишенные окон камеры друг над другом они попали пять лет назад после совместного мятежа. Адмирал не знал только того, что братьям предстоит оставаться там, кормясь манной, спускающейся сквозь дыру в потолке, пятьдесят три и сорок три года соответственно, забытыми и ненужными своей семье. Герцог Альфонсо счел забавным разместить мятежников так, чтобы их слышала устрашавшая его супруга.
Аналогичным образом замешанному в заговоре священнику из Гаскони повезло меньше. Поскольку светскому государю не подобало по закону казнить священнослужителя, Альфонсо разместил его в клетке, подвешенной к башне снаружи, позволяя зиме и голоду сделать все необходимое. В отношении гасконца кто-то в замке проявил доброту, бросив в клетку длинный кусок ткани, чтобы тот мог повеситься. И теперь останки все еще пребывали в клетке, омрачая собой открывшуюся перед адмиралом картину.
Располагая подобными свидетельствами герцогского неудовольствия, адмирал Солово все еще полагал, что имеет веские причины страшиться мести Альфонсо. Однако светское воспитание не позволяло ему более обращаться к теме… Отодвинув от собственных мужских достоинств ищущую руку герцогини, Солово выбрался из постели и собрал одежду, опасаясь дальнейших поползновений к близости.
— Во всяком случае, вам муж оказался весьма полезным для нас. Помимо всего прочего, именно феррарская артиллерия решила исход битвы с венецианцами.
— И не только с венецианцами. — Лукреция лукаво улыбнулась.
— Ах, — ответил адмирал, натягивая на ноги трико. — Итак, вы знакомы с отчетом?
— О Te Deum'e и Картотеке? Конечно! Я потребовала от Феме полной информации в обмен на участие в войне против столь могущественного противника, каким является Венеция. Кстати, потом они все время пели вам хвалу — и заслуженно. Действительно, не всякому удается погасить едва разгорающуюся религию.
Солово, расчесывавший свои прямые серебряные волосы, обернулся лицом к отдыхающей герцогине.
— Как я постоянно утверждаю, — сказал он, — эта «погашенная» свеча однажды может вспыхнуть сама собой. Мы всего лишь сохранили для человека простоту и соразмерную ему цивилизацию на несколько поколений — и не более того.
— Ну, это касается будущего, — проговорила Лукреция, — а у Феме припасены для вас чудеса, которые придется совершить ближе к дому.
— Конечно, речь идет не о Капри?
— О Церкви.
— А я-то гадал, когда они осмелятся добраться и до нее! Надеюсь, они понимают, что не могут рассчитывать на мою полную поддержку этой идеи.