Римская сатира
Шрифт:
Бритый зачем у тебя червяк торчит непристойный?
Пятеро банщиков пусть эти грядки выщипывать будут
40 Или вареный твой зад мотыжить щипцами кривыми, —
Папоротник этот твой никаким плугам не поддастся».
Бьем мы других — и свои подставляем мы голени стрелам.
Этак живем мы и так разумеем. Под брюхом таится
Рана твоя, но ее золотой прикрывает широкий
Пояс. Пожалуйста, ври и морочь ты себя, если только
Можешь. «Соседи меня превозносят; и что же, не верить
Мне им?» — Коль ты, негодяй, завидя деньги, бледнеешь,
Коль потакаешь
Коль, хоть с опаскою, ты у колодца дерешься, уж битый,
50 Без толку брось подставлять толпе свои жадные уши.
Плюнь ты на лживую лесть, прогони подхалимов корыстных;
Внутрь себя углубись и познай, как бедна твоя утварь.
САТИРА ПЯТАЯ
Сотню просить языков, сотню уст для своих песнопений,—
Ставится ль пьеса, где выть актер трагический должен,
Или же, раненный в пах, парфянин стрелу извлекает.
«Что это ты? И к чему из могучих ты тащишь творений
Столько кусков, что тебе действительно надо сто глоток?
Пусть с Геликона туман собирают для выспренней речи
Те, у которых горшок Фиеста или же Прокны
Будет кипеть на обед обычный для дурня Гликона.
10 Ты же совсем не пыхтишь, раздувая мехи, словно в горне
Плавишь руду; не ворчишь по-вороньему голосом хриплым,
Важно с собою самим рассуждая о чем-то нелепом,
Да и не силишься ты надутыми хлопать щеками.
В тоге простой твоя речь, и слог твой ясный искусно
Слажен, умерен, округл. Порок ты бледный умеешь
Ловко язвить и колоть преступления вольной насмешкой.
Мысли отсюда бери, а трапезы с главой и ногами
Все в Микенах оставь и снедь лишь плебейскую ведай».
Нет, не о том хлопочу, чтоб страницы мои надувались
20 Вздором плачевным и дым полновесным делать ловчились.
Мы с глазу на глаз, Корнут, говорим; по внушенью Камены
Предоставляю тебе встряхнуть мое сердце; приятно
Высказать, милый мой друг, какую души моей долю
Ты составляешь: ее испытуй, осторожный в оценке
Искренней речи и той, что цветистой подмазана лестью.
Вот для чего голосов я решился бы требовать сотню:
Чтоб от души восклицать, что в самых сердечных глубинах
Ты заключен, и пускай слова мои ясно раскроют
Все несказанное, что в тайниках души моей скрыто.
30 Только лишь пурпур [180] хранить меня, робкого юношу, бросил
И подпоясанный лар моею украсился буллой [181] ,
Только лишь дядьки мои снисходительны стали и в тоге,
Белой уже, я глазеть безнаказанно мог на Субуру,
Только лишь путь предо мной раздвоился и, жизни не зная,
В робком сомнении я стоял на ветвистом
180
Пурпур. — Имеется в виду одежда с красной полосой. Такую одежду — «претексту» — носили дети до пятнадцати лег. Она считалась священной.
181
Булла — шарик, который дети носили на шее, а по достижении юношеского возраста вешали на изображения ларов.
Я подчинился тебе. И ты на Сократово лоно
Юношу принял, Корнут. Ты сумел незаметно и ловко,
Как по линейке, мои извращенные выправить нравы;
Разумом дух покорен и старается быть побежденным,
40 И под рукою твоей принимает законченный образ.
Помню, как вместе с тобой мы долгие дни коротали,
Помню, как ужинать мы, с наступлением ночи, садились.
Мы занимались вдвоем, и вдвоем отдыхали с тобою,
И облегчали труды наши строгие трапезой скромной.
Не сомневайся, что дни взаимно связаны наши
Верным союзом, что мы родились под единой звездою:
Или на ровных Весах наш век правдивая Парка
Взвесила, или же час рожденья друзей неизменных
Общую нашу судьбу поделил меж двумя Близнецами,
50 И укрощаем вдвоем мы Юпитером нашим Сатурна;
Пусть я не знаю, каким, но с тобою я связан созвездьем.
Тысячи видов людей, и пестры их способы жизни:
Все своевольны, и нет единых у всех устремлений.
Этот на бледный тмин и на сморщенный перец меняет
Свой италийский товар в стране восходящего солнца,
Предпочитает другой соснуть, пообедавши плотно,
Этого поле [182] влечет, другого игра разоряет,
Этот гниет от любви. Но когда каменистой хирагрой
Скрючены члены у них, точно ветки старого бука,
60 Все начинают вздыхать, что, словно в туманном болоте,
Дни их нелепо прошли и жизнь их погибла, — но поздно.
182
Поле — Марсово поле в Риме, где занимались гимнастическими упражнениями.
Ты ж наслаждаешься тем, что бледнеешь над свитками ночью,
Юношей пестуешь ты и в очищенный слух им внедряешь
Зерна Клеанфа [183] . Вот здесь ищите вы, старый и малый,
Верную цель для души и для жалких седин пропитанье.
«Завтра поищем!» — И вот, все завтра да завтра. — «Да что же
Важного в дне-то одном?» — Но для нас с наступлением утра
«Завтра» уж стало «вчера» и пропало; и вот это «завтра»
Наши съедает года, и его никогда не поймаешь,
183
Зерна Клеанфа — основы стоической философии.