Римская волчица. Часть 2
Шрифт:
Электра толком не знала, чем жила Степь, ни разу там не бывала, общение с родителями давно свелось к поздравлениям с праздниками. Раз в год они присылали цветные объемные открытки-голографии, озвученные отцом и подписанные красиво синтезированным почерком матери, с видами своей новой планеты: бескрайние цветущие луга, отдельно стоящие деревья, усыпанные то огненными шарами, то золотыми, то какими-то розовыми и лиловыми зонтиками. Видно, при терраформировании будущей Степи за ботаническую основу взяли флору Южной Америки, только все эти умопомрачительные делониксы, лапачо, мимоза, муравьиное, хлопковое и тюльпанное дерево в ее видеоколлекции казались ярче и насыщеннее, чем настоящие, земные.
Сквозь
Разве что во сне.
Глава 2
Под утро ей приснилось, что в окно адмиральской спальни медленно въехал нос триремы, похожий на дельфина с хитрым глазом и широко распахнутой пастью. От носа расходились косые волны. Сон неумолимо улетучивался, и уловив это с ее чипа, ритм-регуляторы имитировали разгорающуюся зарю. Каюта стала постепенно наполняться светом, как если бы окно было закрыто шторами, а снаружи занимался день.
Электра открыла глаза и сладко потянулась. Она чувствовала бодрость, как после полноценного пятичасового сна, неужели ей дали, наконец, отдохнуть, а мир за это время не рухнул окончательно? Усилием воли она отказалась от мысли немедленно проверить новости. Дядя Корнелий и Гай Тарквиний наверняка давно уже все утвердили и разошлись, а то, о чем вчера удалось договориться, делается. Значит, она может и должна затормозить и выдохнуть. Например, позавтракать по-человечески. Еще раз с удовольствием потянувшись, она встала и отправилась в пока не исследованную ею часть адмиральского сектора — личный Люциев спортивный блок. Интересно, все ли флагманы проектировались так, чтобы адмирал мог вообще не покидать своего сектора, или это особенность «Светоносного»?
Здесь было все для автономной жизни, что только можно себе вообразить: трехъярусный чертог — покои? — включал в себя, кроме личных и гостевых апартаментов наверху, кухни, роскошной бело-золотой столовой-триклиния, переговорных, кабинета и огромного круглого храма-гостиной, еще и медблок на втором этаже, сейчас запертый длинный тир, соответствующий олимпийским стандартам, а также многочисленные помещения непонятного назначения. Мало того, у этого сектора имелась собственная обзорная палуба, прикрытая, судя по схеме, прозрачным куполом, и уж оттуда можно было пройти на личный адмиральский причал с двумя тяжелыми шаттлами. Электра мельком вспомнила, что когда-то давно, когда еще бывала гостьей на «Светоносном», она даже проходила эту палубу, но они с Люцем в тот момент то ли ссорились, то ли целовались, поэтому в памяти почти ничего не осталось. Целое римское поместье, только на звездолете, а уж управлять людьми Люций мог бы, одолей его мизантропия, месяцами не выходя наружу.
На ходу Электра начала программировать себе завтрак — через полчаса. Через час, поправила она программу, осознав, что на схеме отмечен еще и бассейн. К нему нужно спуститься в нижний ярус. И надо будет позвать к столу Малака, что он сидит у себя один, это неправильно для подростка. И Антония. Будет хороший семейный завтрак, как же хочется немного нормальной жизни и каплю тепла в этом бесконечном ледяном пространстве долга и безнадежности! И Малак увидит, что римляне бывают не только сумасшедшие военные. А если у него есть какие-то вопросы про вхождение в Семью, Антоний сможет ответить лучше многих. Сама она представляла себе процедуру лишь в общих чертах, подробностями никогда не интересовалась — практика в пролской школе в свое время укрепила ее в мыслях, что ни учить, ни отвечать за малознакомых социально чуждых подростков
«Чем кормят на завтрак?» — немедленно отозвался в чип жизнелюбивый кузен. Тоже уже не спал, конечно, трудоголик.
«Кухня выдала чего-то. Стандартные пайки».
«Ох, милая кузина! А в бассейн потом пустишь? Я совершенно иссох, трудясь на благо Рима!»
«Уже прознал про бассейн, а! Конечно. А ты закажи пока с планеты красивых книжек для подростков, будь человеком. Я записала то-се, но кристаллы это все ерунда, ему не хватает живых предметов, которые пощупать можно. А я не уверена, что сумею добыть из флотских синтезаторов хоть что-то внешне привлекательное».
«Заметано!»
К бассейну вела удобная лесенка. Мембрана люка с шелестом отошла и внизу под ногами открылось многоколонное гулкое пространство с эхом и плеском. Стены украшены сине-золотой мелкой мозаикой, а по полу и потолку ходили блики, как от солнца. Длинный глубокий лоскут прозрачной воды лежал перед ней, приманивая прохладным плеском.
Она сбросила халат и без разбега прыгнула в воду руками вперед, вынырнула, сделала несколько гребков и даже рассмеялась от неожиданной радости. Вода была такая узнаваемая, ни с чем этот вкус и запах не спутать. Эндине Минор, их собственное марсельское озеро! Если зажмуриться, кажется, что на дне будет песок и водяные улитки, а по берегам ирисы и те мелкие местные цветочки, переживший терраформирование эндемик, чье сложносконструированное латинское имя они в детстве учить отказывались и звали их почему-то звездчаткой. Она снова нырнула, поглубже, уже с открытыми глазами, зачерпнула рукой и вытащила на поверхность какой-то красивый камушек. Ах, Люций! Вот как тебя, оказывается, не интересуют планеты под ногами.
Люций, Люций, сможешь ли ты мне простить, что я отправлю тебя, одного, практически без защиты, не просто на планету — в совсем чужое, неведомое пространство, на милость твоего невольного гостя. Ты поверил этому инопланетнику, ты, не я. «Если бы я был рядом со своими деревьями, я бы исцелил Люция Аурелия». Вот пусть и отправляется к своим деревьям, пока они там еще существуют, пусть вернет Риму адмирала. Чертов друид. Раз римские технологии на это не способны, она согласна и на рощи, и на траволечение, и на черта в ступе.
«Я не сошла с ума, — подумала Электра, переворачиваясь на спину. — Я не обезумела. Просто использую все доступные ресурсы».
Высокий потолок оставался неразличим, терялся за сложно настроенной проекцией подернутого облаками неба. Стены будто расступились, с воды не было видно ни мозаики, ни колонн, зато мерещились песчаные дюны, поросшие мелкой колючкой. Она прикрыла глаза, прислушиваясь к шелесту прибрежных камышей, плеску мелкой волны в берег, стрекотанию кузнечика. Кажется, в кустах щелкала клювом лысуха. По неразличимому в голубом сиянии своду плавно проскользила тень чайки. Сердце разрывалось и все никак не могло разорваться.
Вылезая, Электра подумала, что пустить Антония сюда не может совершенно, никак. Это было только их с Люцем, может быть, даже только Люцево. Хотя нет, конечно же, она тоже была здесь, чувствовала, что вписана в пейзаж, узнавала себя в запахе чабреца и шиповника, в траекториях полета птиц, в переливах солнечной каустики на дне бассейна. Настройки амбьянс-проектора в этом месте были лучшим любовным письмом, которое она получала, лучше любого признания. Сколько же времени он это все программировал. И почему никогда не говорил ей вслух ничего подобного, не вспоминал их детство, юность, не признавал, что их общее прошлое никуда не делось и имеет хоть какую-то ценность? Как будто своим отказом на заре взрослой жизни она перечеркнула их юношеский роман, детство кануло в Лету и она навсегда виновата в этом.