Римская волчица. Часть первая
Шрифт:
— К тому же у нас на борту толпа пленных из лунной крепости, половина почему-то в криокапсулах. — Электра поежилась, вспомнив отчет с «Кроноса». Ярко освещенный, подключенный ко всем системам жизнеобеспечения жилой блок, полный людей в одинаковых серых робах, и длинный темный отсек, заставленный ровным рядом одинаковых, теперь таких знакомых ей полупрозрачных коконов.
— Здоровые? — Антоний ничуть не удивился. — Это у нас так осуществляется реализация права на долголетие и социальную жизнь. Исполнение буквы закона плюс известное милосердие.
— Что,
— Преступника изолируют не для того, чтобы он мучился, так? А чтобы не занимался общественно-опасной деятельностью, ну и чтоб другим неповадно было. Соответственно, его отделяют от социума, иногда на определенное время, иногда бессрочно, в зависимости от тяжести деяния. И периодически инкапсулируют.
Она бездумно прошлась туда и обратно, пытаясь осознать сказанное.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я же юрист, забыла? — Антоний снова хищно всунулся в синтезатор доставки и вынырнул оттуда с многопалубным бутербродом. — Хочешь тоже?
Она покачала головой.
— Нет. Юрист и демагог, помню. Продолжай, пожалуйста.
— Пока они в криосне, они не испытывают страданий. И не стареют. Социальная изоляция, лишение доступа к информации, все это не имеет для них никакого значения. А там, глядишь, или ситуация изменится и человек перестанет представлять угрозу, или родичи его отспорят, или срок выйдет. Гражданин вернется в общество.
— Как жутко. — Электра села на место. — Так жутко, что не может быть. А их родители? А дети их выросшие?
— Послушай. Я понимаю, что страшно звучит, на меня тоже в свое время впечатление произвело, когда узнал. Но это же одна десятитысячная процента, даже меньше! Погрешность. Ты же математик, статистик.
— Стотысячные доли. Я должна… все равно должна вникнуть. Они же люди, а не проценты.
— Хорошо. Я не предлагаю отнестись к ним как к предметам или процентам, просто обращаю твое внимание, что их исчезающе мало. Луна — единственное место такого содержания на всю Республику. Это все исключительные случаи. Сбои системы. И потом — они же преступники.
— Как Люций, а? Такие же преступники, без суда? — Запальчиво переспросила она, потом одернула себя. — Прости. Это не ты его туда засунул, я не на тебя должна кидаться. Но подумать о них обязана, раз уж вывезла оттуда. Они наверняка не понимают, что с ними происходит, почему. И я не понимаю — за что вообще они там сидят? Ну откуда в Риме преступники? У нас же чипы, алгоритмы и у каждого по три психолога… Все просматривается и восстанавливается. И захочешь-то совершить преступление, а не сможешь. Я просмотрела списки — несколько сотен человек, сплошь квириты, лучшие фамилии.
Она снова ощутила растерянность.
Антоний накрыл ее пальцы своими. Горячая, уверенная рука.
— Электра. Ты не должна хвататься за все сразу. Потонем. Давай-ка мелкими шагами. Сейчас напишем список вопросов, от более важных к менее важным. Правило номер один: план и мелкие шаги. Шажочки. Правило номер два: распределяй ответственность. Назначь кого-то, кто может заняться нашей добычей, просмотреть досье, сделать для тебя нужную выборку. Очерти этому человеку свои ожидания — например, что нам не помешают пострадавшие от произвола Тарквиниев влиятельные квириты. Наверняка парочка таких в трюме болтается. Мы их умоем, причешем, дадим выступить — все ж лишние голоса нам не помешают.
— Там громкие имена. Констанций Домициан, мы все по его учебникам историю учили. Тит Флавий, отец современной нейробиологии. И самих Тарквиниев хоть отбавляй: Квинтиллиан, Валерий, Конрад…
Она оборвала себя. Какое-то давнее полузатертое воспоминание шевельнулось в памяти. Тени пальчатых листьев на песке, как перчатки, теплое дуновение, тень, упавшая ей под ноги, взрослый мужчина с руками, засунутыми в карманы элегантного серого пиджака. «Юлиан Гораций — бронзовка?»
Электра потрясла головой и глотнула из чашки. Совсем уже ум за разум. Надо собраться.
— Конрад? Конрад Марциал Тарквиний? По прозвищу Махайрод? — Антоний подскочил. — Бывший легат-губернатор Форпоста? Я был уверен, что его расстреляли десять лет назад.
— За что?
— За мятеж!
— Антоний, ты в своем уме? Какой мятеж десять лет назад?
— Ох, Электра! Ты, прости, как с луны свалилась!
Электра хмыкнула.
— Просветишь?
— Зверь был! Саблезубое животное. Как вспомню — в полной римской выкладке в каком-то болоте ползем по ноздри в жиже, а он возвышается сверху на гравиплатформе и орет в мегафон. О боги! Я, помню, даже плакал от злости.
— Легат-губернатор? Лично курсантов гонял?
— Гонял как не знаю кого! Любимое занятие после отбоя в учебке было составлять планы покушений на него. На самом деле обожали его, конечно. Легионы готовы были идти за ним в огонь и в воду… А потом, когда я уже выпустился, он вдруг в одночасье рехнулся, объявил, что Форпост отделяется от Рима, физически заблокировал тамошнюю администрацию, после случилась довольно кровавая заварушка. Я был уверен, зуб бы отдал, что его расстреляли сразу после. Сейчас на Форпосте на его месте Красс сидит, Семпер Фиделис. Как раз сделал карьеру после подавления мятежа.
Отделение от Рима! Подавление мятежа! Юнона и Юпитер! Такое впечатление, что она последние двадцать лет провела во сне. В криостазе, как эти несчастные заключенные. Как, как можно было всего этого не знать.
— Ты прав, я не могу вместить все, — произнесла она вслух. — В конце концов у меня безопасность есть. Напишу Квинту Аурелию, пусть разбирается.
Антоний прошелся туда-сюда по кабинету, заставил себя сесть обратно.
— Вернемся к сенату.
— Наверное, надо будет обвинить Тарквиниев до того, как они обвинят меня? Хотя у них три дня, чтоб бесконечно нападать на нас, пока я молчу!